Ад и возможность разума - страница 4
Я стал снимать в коридоре куртку. Женщина смотрела на меня с нескрываемым изумлением.
– А Филиппа нет, – сказала она мне таким тоном, словно это была абсолютно очевидная истина, и я был единственным существом на Земле, кто не знал об этом.
– Нет? – переспросил я. – То есть, он где-то в школе ещё? Или на каком-то кружке?
– Я не знаю, – повела обиженно плечами женщина. – Он не докладывал. Из школы пришёл, посидел дома час, потом куда-то убежал. Ничего не говорил.
– Ну, может он просто забыл, что сегодня урок?
– Вот уж не знаю! – фыркнула женщина. – Забыл он или не забыл – разве мне это известно? Убежал, и всё – никому ничего не сказал.
Я чувствовал себя последним идиотом и от ощущения этого начинал нервничать.
– То есть, урока не будет? – спросил я.
– Как не будет? – широко раскрытыми глазами посмотрела она на меня. – Вы не хотите урок проводить?
– Я хочу урок проводить, но если нет Филиппа, то это значит, что урока не будет.
Женщина обеспокоено поднесла руку к лицу. Приложилась ладошкой ко рту.
– Иван! – шепнула она трагично. – Филиппу необходимо развитие. У него трудное детство, он сам трудный ребёнок, через занятие английским, музыкой, через занятия спортом я хочу приобщить его к другим реалиям жизни. Вы понимаете, я хочу показать ему, что в жизни существует и что-то другое, чем пустая и бессмысленная обыденность. Я вас очень прошу, Иван, не бросайте его! Ради бога, не бросайте! Мальчик воспримет ваш поступок как предательство, как измену, вы даже не представляете, к каким переменам в его психике это может привести.
– Ну хорошо, – сказал я. – Давайте подождём его.
Сорок минут я стоял в коридоре и ждал возвращения мальчика.
Женщина топталась рядом и с опасением на меня поглядывала.
– А вы действительно один пришли? – спрашивала она.
– Я действительно пришёл один, – отвечал я. – Мне не с кем ходить на занятия.
– Всё же мне показалось, что я явственно видела чью-то тень на лестничной площадке.
– Я был один.
– Бедный мальчик, а вдруг его поджидают в подъезде?
– Не думаю.
– Вы знаете, что сейчас масса таких случаев? Детей ловят в подъездах и насилуют. Часто убивают.
– Я не слышал про это.
– Да, господи, все только и говорят об этом! Скажите мне, – приблизилась она ко мне. – Вы хорошо относитесь к Филиппу?
– Я замечательно к нему отношусь.
– В ваших словах я слышу какую-то игривость. А мне бы хотелось, чтобы вы ответили искренно, как на духу, как на исповеди.
– Я отношусь к нему замечательно.
– Хорошо, – буравила меня взглядом женщина. – Я верю вам. Я хочу вам верить. Так сложно в наше время верить людям, но я постараюсь вам поверить. Что ещё остаётся мне, кроме как верить?
Филипп так и не вернулся, в конце концов я ушёл.
На город опустилась ночь, я шагал по весенним хрупким корочкам льда до здания своей малосемейки и мечтал о пол-литровом пакете молока, что лежал на балконе – по причине отсутствия холодильника – и батоне хлеба, который я оставил прямо на столе. В этот момент мне ничего не хотелось так сильно, как молока и хлеба.
3
Аня села на кровать и прислонилась головой к стене. Я резал на табуретке хлеб – кухонный стол уже не держался на ножках, пришлось вынести его на балкон. Последнее время я использовал в качестве стола одну из двух своих табуреток. Что-то подсказывало мне, что их век тоже не долог, обе они дышали на ладан. Кончина стола сместила мою среду обитания почти полностью в зал, на кухню я заходил только для того, чтобы поставить чайник – диспозиция эта мне в принципе нравилась, все дела я делал под работающий телевизор: ел, читал, даже спал под телевизор. Порой я не выключал его, даже уходя на улицу. Работающий телевизор отпугивал потенциальных воров.