Адам грустно улыбнулся и принялся собирать валяющийся на земле хлам в мусорный мешок:
– Ева, причём тут мировая несправедливость? Речь идёт об обыкновенных, несчастных людях. Альфред с детства страдал от неустойчивой психики. В молодости моментально приходил в неистовую ярость. А потом, когда брат получил предмет его страсти, и тут же, в результате несчастного случая, погиб у него на глазах, у Альфреда произошёл сдвиг в психике. Он как бы раздвоился. Одна часть сознания осталась его личностью – нелюдимой и мрачной, а другая стала его братом Фредом, которому он всегда завидовал. Когда «выключается» один брат, его место тут же занимает другая личность. В момент переключения ни одна, ни другая ипостась не помнят, что происходит. Такое вот получилось «два в одном». Кстати, становится понятна история с этим козлом: он находился в руках у Фреда в момент переключения, вместе с ним, уже Альфредом, попал в антикварную лавку. Там и остался.
Ева, помогавшая Адаму, застыла на месте:
– А кто из них мандрагору Жанне скармливал?
– Конечно, Альфред. Эта личность всё более настойчиво пыталась заполучить предмет своей страсти. В лавке, перешедшей от отца по наследству, оказалась древняя книга о магии. Он высчитал по ней пропорции мандрагоры и пытался сделать Жанниного двойника. Уж не знаю, каким образом, но он надеялся материализовать галлюцинацию и владеть своим сокровищем наяву. Альфред готовил волшебный порошок. Фред, не ведая, что творит, вместе с кофе заваривал его Жанне. Кстати, насчёт Жанны и кофе, я думаю, она нам должна…
Адам хитро подмигнул Еве, а затем тут же стал серьёзным, окинув взглядом поле боя. Потом горестно махнул, и, взяв одной рукой свою вновь потяжелевшую сумку, а другой – Евин локоть, потянул её к заросшей калитке.
Через полчаса они умытые и довольные сидели в таверне за чашками прекрасного душистого кофе. Фред с присущим ему меланхоличным видом копошился за барной стойкой, заканчивая все ночные дела перед тем, как пойти спать. Настоящий потомок своих предков, он и глазом не повёл, когда они на рассвете ввалились грязные и весёлые в таверну. Жанна выдала им по большому пушистому полотенцу и махровому халату, отправила по очереди в ванную, а сама занялась бодрящим напитком. Только коричневые тревожные тени под её глазами выдавали, что она провела бессонную и очень беспокойную ночь.
Когда все привели себя в порядок и уселись завтракать, Жанна подсела к заговорщикам за столик в глубину зала. Ева тихо и взволнованно начала рассказывать ей о событиях минувшей ночи. Когда жизнеописание «Ева и мандрагоры» подошло к героическому концу, она решилась задать щекотливый, но очень важный вопрос.
– А как же смерть Фреда? – мельком оглядываясь на меланхоличного бармена, который, протирая тарелки, весь углубился в мурчание какого-то странного мотива, спросила она.
Адам внимательно посмотрел на хозяйку таверны:
– Жанна больше не будет везде видеть галлюцинации. Она же только об этом просила, правда?
Жанна торопливо кивнула.
– Значит, – продолжал он, – мы сделали всё, что должны. Теперь никакой мандрагоры. Остальное уже не по нашей части. Кроме того, для Фреда-Альфреда этой трагедии не существует. Для Жанны, наверное, уже тоже?
Жанна побледнела, но твёрдо ответила:
– Я бы хотела оставить всё, как есть. Конечно, присмотрю за Фредом … или Альфредом? Не знаю, с кем из них именно жила все эти годы… Но у нас – девочки, пусть им будет спокойно. Да и не хочу другой жизни. Он для меня всегда был заботливым и любящим Фредом.
