На закате солнца Мелиса и Николай объясняли Изабель и Бонами и собравшейся вокруг очага общине бушменов некоторые тонкости популяционной генетики.
– При слиянии яйцеклетки и сперматозоида плод получает в ядре клетки гены от отца и от матери в равной мере, при этом Y-хромосома передается только от отца сыну, – рассказывая, Мелиса рисовала палочкой на песке клетку человека с ядром, полным генов, и с митохондрией сбоку от ядра. – А митохондриальная ДНК, ее генетика, передается и мальчику, и девочке при зачатии только по материнской линии.
Изабель, помогая себе неуловимыми движениями рук, воспринятое с обворожительной улыбкой изложила по-своему.
– Любовь дарит тепло, ласку и энергию, рожденную высоким чувством. И спирали ДНК, мутируя, подстраивают клетки под то, что быстрее обретает любовь с ее теплом, лаской и духоподъемной энергией.
– Пожалуй, – согласился Николай. – Можно сказать и так.
– Очень точное определение, – кивнула головой Мелиса. – Однако самое время обобщить данные начала нашей экспедиции.
Канадка открыла на коленях большую шитую стальной спиралью тетрадь в клетку, окинула собравшихся у огня внимательным взглядом, подняла глаза на расцвеченные звездами небеса и принялась писать, вслух озвучивая содержание.
– Примем как рабочую гипотезу то, что Ева и ее гаплогруппа LO митохондриальной ДНК около двухсот тысяч лет назад родилась среди болот Макгадикгади-Окаванго.
– Максимальный уровень разнообразия митохондриальной ДНК гаплогруппы LO, – дополнил Николай, заглядывая в тетрадь Мелисы, – представлен в Танзании, у озер Виктория, Танганьика и Ньяса, и на севере Замбии, и в Мозамбике.
– И древние геномы африканцев, носителей щелкающих койсанских языков, ограничены Lod и Lok митохондриальной ДНК, – поклонница Шекспира и его эпохи Мелиса писала на старинный манер, с росчерками и завитками, и ее текст был произведением искусства.
Изабель, подняв тонкие руки, склонила голову набок и произнесла с некоторой патетикой:
– Ева. Наша общая праматерь и ее наследие в виде гаплогруппы LO митохондриальной ДНК успешно воспользовались окном возможностей, около двухсот тысяч лет назад открывшимся на просторах Африки, от склонов вулкана Килиманджаро на севере в Танзании до берегов Окованго в Намибии и Ботсване на юге.
– Точнее не скажешь, – в глазах Мелисы отобразилось сомнение. – У нашей Евы были родители.
– Конечно, – согласился Бонами, любуясь письмом Мелисы и источающими свет глазами Изабель.
– Думаю, нечто необычное произошло именно с ними, – Изабель помолчала, – и это…
– Взаимная любовь, – тихо произнесла Мелиса, – похожая на разряд молнии.
– Да, это то, о чем можно лишь мечтать. И гены их дочери мутировали, – Изабель пристально рассматривала девочек бушменов, словно отгадывая скрытые в их круглых лицах смыслы, и, наконец обведя их рукой, она произнесла: – Все они юные Евы, а одна из них – ее физическая и духовная реинкарнация.
Бушмены поняли ход мыслей и рассуждений француженки, и вождь, подняв ладонь, попросил подождать.
Скоро он вернулся в круг света пылающего костра, держа на руках белую козью шкуру, в которой лежала новорожденная девочка.
– Это она, – вождь с улыбкой кивал маленькой головой, – современная Ева.
– Отчего же? – спросила Мелиса, отложив тетрадь и принимая на руки козью шкуру с ребенком. – Мы же не видели оригинал.
– Ее родители любили друг друга без памяти. Но жениться не могли, у жениха не было ничего, кроме лука со стрелами и набедренной повязки, и он жил в дупле большого дерева, деля его с леопардами.
