В школе Маша была тихой троечницей, дома – тихой невидимкой. Вроде есть она, сидит где-то в углу, а вроде и нет – потому что никого не беспокоит и никому не надоедает. Идеальный ребёнок. Пусть и злит периодически своей вялостью, но зато послушна и исполнительна. Ни от чего не отказывается, слова поперёк не скажет.
Отец Маши, Анатолий Семёнович, так тот и вовсе удивился, узнав, что у дочери завелся жених.
– Да кому она сдалась! – говорил он супруге.
И неизменно добавлял на её «Да ладно ты, не порть дочери жизнь!» какое-либо веское сомнение в крепости машиных отношений с будущим мужем.
– Всё равно разбегутся! – примерно так звучало оно.
И хотя Варвара Ильинична отмахивалась на неуместную проницательность мужа, словно пытаясь отогнать наваждение, ей и самой виделось, что крепкой и полноценной семьи у тихони-Машки никогда не получится.
Так оно и вышло. Совершив несколько визитов к родителям мужа и погоревав какое-то время для приличия, родители Маши тихо смирились с разводом дочери и необходимостью кормить два дополнительных рта, её и маленького Пашку.
Какая-то жалость к пусть взрослой, но ещё бестолковой дочери, у которой не складывается жизнь, в них ещё жила, и они, повинуясь засаленной людской мудрости, решили, что всё к лучшему.
С мужиками не везёт – это да, это на лбу у неё написано, ну да и пусть. Зато теперь у девки есть сын, а значит – смысл жизни.
Однокомнатная квартира, предоставленная справедливым советским правительством матери-одиночке, и вовсе разрешила досадные бытовые напряги, нет-нет да и возникавшие в переполненной людьми и живыми эмоциями родительской обители. Машу торжественно спровадили по новому месту жительства, до которого рукой подать, что не могло не радовать родителей: банки с вареньем и огурцами таскать недалеко.
И началась взрослая, тихая, размеренная жизнь.
Варвара Ильинична роняла порой слезу за дочь, но вслед за мужем прекрасно понимала, что нового мужчину Марии не найти, а то, что есть у неё сейчас – сын с отдельной квартирой – это очень даже приличные жизненные достижения, за которые нужно держаться.
У женщин больше возможностей закрепиться в жизни, чем у мужчин. Пусть на малооплачиваемой работе, зато в не вызывающем сомнений статусе.
Для мужчины даже учительская профессия – повод к жалости. За те два месяца, что провёл я в учительской должности, не было и дня, чтобы какой-нибудь сердобольный человечишка, хоть та же коллега-учителка или какой встречный знакомый, не выражали мне сочувствия и искреннего пожелания «сбежать из этого безденежного болота ко всем чертям собачьим».
Они по-своему правы, но на самом деле говорить такие вещи в лицо – апофеоз бестактности. К сожалению, хочешь ты того или нет, подобные недружелюбные выпады выбивают из колеи и заставляют подстраиваться под общественное мнение, которое априори ложь и насилие.
У Марии Анатольевны, отучившейся в местном педагогическом училище на детсадовского воспитателя, никаких проблем с самоидентификацией и внешним воздействием не возникало. Более того, все подряд, начиная от родителей и заканчивая немногочисленными знакомыми, считали, что профессия эта идеально подходит ей.
Это тот редкий случай, когда люди абсолютно правы. Воспитатель – единственная ниша, куда она могла присунуться. Ни в какой другой профессии она не продержалась бы и недели.
Странное дело: она совершенно не любила детей, даже собственного сына не баловала ни лаской, ни вниманием, но работа за присмотром и воспитанием чужих чад давалась ей на удивление легко. Она с первых месяцев сформировала хорошее о себе мнение и за все последующие годы ни разу не позволила в нём усомниться. Все были ей искренне довольны.
