– Я не хочу сказать, что уровни опасности, которые присваивают заданиям, – это чушь. Но! Если речь идет о взрослых аддиктах, которых поздно нашли, всегда происходит… какая-нибудь хрень. То, что делу присвоили желтый уровень и разрешили нам ехать вдвоем, не повод радоваться. Да еще и умалчивать какие-либо детали. Молодые охотники пару лет занимаются подростками. И это нормально. Никто, не доучившись, не пытается разбираться с редким аддиктом, которого хрен вылечишь, не лезет на мори. А ты вместо того, чтобы посоветоваться, подумать, пошла и схватила «кота в мешке». Хорошо хоть от Игорича. Есть надежда, что там не полный…
Лиля хотела возразить, но напарник не дал:
– Не смей. Или мы разворачиваемся, едем в отделение и отдаем задание. Там как раз Валер, всякая непонятная хрень это по его части.
Лиля шумно выдохнула и, чтобы успокоиться, начала перебирать пряди в пушистом хвостике. В голове вертелись лишь слова напарника.
– Думаешь, там может быть настоящий мори? – брякнула Лиля с придыханием.
Борис бросил на девушку немного странный взгляд, который можно было принять за удивление и за легкую тревогу. Помедлив, напарник все же ответил:
– Нет.
– А ты мори видел?
– Видел.
– А они правда такие жуткие, как в учебниках?
– Цветкова… Если хочешь потрындеть, то давай на другую тему, – голос Бориса прозвучал слишком резко. – К чему ты вообще это спросила?
– Да так, подумалось. Их правда нельзя вылечить?
Вместо ответа Борис отвернулся и тяжело вздохнул. Похоже, лимит общения на сегодня был исчерпан. В салоне повисла тишина, прерываемая только едва различимой музыкой из колонок. Лиля начала было прислушиваться к знакомой мелодии, но не смогла, то и дело отвлекаясь на эмоциональные вспышки вокруг. В обычном состоянии Лиля не могла разглядеть ауры прямым взглядом, но все же боковым зрением, слева и справа, то и дело замечала разноцветные вспышки. Молодую охотницу поочередно накрывали злость, усталость, раздражение, от которых она изо всех сил старалась отгораживаться. Вся эта какофония напоминала мигающую китайскую гирлянду, от которой хотелось закрыться. И было бы гораздо проще, если бы Лиля не понимала, что напортачила. Охотники не ощущали эмоций своих коллег, но и без этого Цветкова прекрасно понимала, что Борис злился. А если напарник на что-нибудь злился, значит, еще неделю, если не больше, он будет ходить мрачнее тучи и пилить ее. Хотя Лиля и без этого уже чувствовала себя виноватой. Гадкое, ноющее ощущение хотелось поскорее приглушить. Девушка закусила губу и решилась пойти на мировую – протянула напарнику мизинец.
– Прости, я больше не буду.
– Не будешь что? – Борис удивленно посмотрел на Лилю. Все это время он о чем-то размышлял, а не изображал безразличие.
– Не буду брать задания, не посоветовавшись. Мир?
Охотник безуспешно пытался скрыть улыбку.
– Какой же ты еще ребенок! Тебе бы на качельках качаться, мультики смотреть…
Несмотря на слова, Серебров все же сцепил свой мизинец с пальцем девушки. Не будь они в машине, Борис почувствовал бы себя крайне неловко. Лиля же просияла.
– Только без стишка про обезьянку, хорошо?
– Я все равно его не помню, – соврала Лиля, улыбнулась и, как положено, встряхнула мизинцы трижды. После нехитрого ритуала обоим на удивление стало легче.
Из колонок зазвучали едва различимые аккорды «Восьмиклассницы» Цоя.
Лиля внезапно ощутила, как на щеках появляется еле заметный румянец. В тот же миг Борис поспешно убрал руку и отодвинулся, сосредоточившись на дороге. Лиля также убрала руку и отвернулась. Повисла странная тишина, совсем не такая, как прежде. Неловкая. Желая как можно скорее начать новую тему, девушка спросила первое, что пришло на ум:
