Едва рассвело, покупатели повалили гурьбой.
За весь день я ни разу не присела. Работала на совесть: и товар расставляла, и подавала, и дежурила за прилавком, когда торговцу приспичило отойти по нужде. Даже сама двое сапог продала. Торговаться, конечно, не могла, поэтому цену мне заплатили полную. Я так и не узнала, как зовут моего работодателя, но это оказалось не важно.
Всю работу делала молча. Слова старалась запоминать. Я уже отметила про себя, что речь торговца воспринималась иначе, хотя многие слуги в поместье говорили похожим образом, просто никто, как правило, не обращался именно ко мне. К концу дня навалилась усталость. Торговец угостил вкусным печеньем, но мне даже есть не особо хотелось, только пить и спать.
«Он нас обманет, вот увидите! Будем на него бесплатно горбатиться все выходные, а потом он нам ничего не продаст!» — запричитала Интуиция по дороге в замок.
«А чего ты раньше молчала, а? Целый день уже потратили. Не поздновато ли ты проснулась?» — упрекнул её Разум.
«Он наверняка прекрасный человек и сдержит своё слово. Хороших людей больше, чем плохих!» — уверенно заявил Оптимизм.
«Таки на сколько больше, на одного? И вообще, на тебя шо, Наивность накашляла?» — спросил Сарказм.
«Почему сразу “накашляла”?» — удивился Оптимизм.
«А как иначе ты этой дурью заразился? Явно не половым путём! Хотя… погодите, это так родилась идея коммунизма?» — заржал Сарказм.
«А чем плоха идея коммунизма? Очень хорошая идея. Добрая», — встрепенулась Наивность.
«Да, коммунизм — это таки именно про доброту, шо бы вы себе там ни думали!» — не унимался Сарказм.
«Ноги устали. Дальше не пойду», — встрял в разговор Организм.
«В смысле не пойдёшь? Что нам, под деревом теперь ночевать?» — возмутился Разум.
«Это ваши проблемы. Я всё сказал», — холодно ответил Организм.
«Мы замёрзнем насмерть в холодном лесу!» — тут же заверещала Паника.
«И это будет закономерным итогом нашей тяжёлой, беспросветной жизни, полной боли и предательств…» — заныло Отчаяние.
«Да ладно вам, нас в замке ждёт ужин. Каша! Может, даже с мясом! Может, даже свежим!» — подбодрил всех Оптимизм.
«Но мы до неё не дойдём. Мы погибнем тут, во цвете лет, проиграв бессмысленную борьбу против этого чуждого нам мира…» — запричитало Отчаяние.
«Если сейчас погибнем, то получится, будто мы просто так весь день горбатились. Не позволю! А если этот прохиндей задумает нас обмануть хоть на медяшку, то я его лично задушу! А ну резвее ногами переставляй, Организм, а то нам каши не хватит. А я хочу каши, и побольше!» — гаркнула Жадность.
С каждой минутой становилось темнее и холоднее. А на входе ещё предстояло отмыть всю грязь с обуви. К ужину я всё-таки успела и снова попросила завтрак с собой. Только бутылку повару не вернула, налила в неё воды и приготовила на завтра. Жажда мучила сильнее, чем голод.
Отрубилась, едва коснувшись подушки, чтобы проснуться с первыми птичьими криками.
Ноги болели. Но обувь-то нужна! Мозоли заживут, а сандалии останутся.
Сегодня я уже не искрилась задором и энергией, а вот торговец, наоборот, был бодр и свеж.
— Девка, ты прикинь сапог к носу, вчера продали в три раза боле обыденного! У меня и товару-то осталось малёха только. Добро бы на день хватило. Иди ко мне в постоянные пособницы, а? У меня сыновья справные, замуж тебя определю. Сыта будешь и обряжена. Девка ты работящая да молчаливая, при кудрях да сиськах. Чего ещё от жены надобно? — лукаво смотрел он. — Ужно босая не останешься! — хохотнув над своей шуткой, сапожник выжидательно уставился на меня.
