Большие двухпалубники строят не для того, чтобы пробираться в тумане по мелководью, однако «Несравненная» в этой кампании ценна другим. По эту сторону Зунда не много кораблей, способных помериться с ней мощью; под ее защитой эскадра может курсировать где угодно. У датчан, шведов, французов и русских много мелких судов, но теперь, когда «Несравненная» в Балтике, им ее не остановить.
– Простите, сэр, – сказал Монтгомери, козыряя. – Это не пушка сейчас выстрелила?
Все прислушались. В густом тумане слышались только корабельные шумы да стук капель – это влага сгущалась на такелаже и стекала на палубу. И тут все различили глухой хлопок.
– Пушка, сэр, или меня зовут не Сильванус Монтгомери!
– Со стороны кормы, – сказал Хорнблауэр.
– Простите, сэр, но мне показалось, что с левой раковины.
– Черти бы побрали этот туман! – воскликнул Буш.
Если французы поняли, что их преследует британская эскадра, то «Бланшфлер» просто исчезнет, как иголка в стоге сена. Хорнблауэр послюнявил палец, поднял его и взглянул на нактоуз.
– Ветер северный, – сказал он. – Может, северо-северо-восточный.
Это успокаивало. Под ветром, куда, скорее всего, поспешит «Бланшфлер» – так это Рюген и Шведская Померания, Лони всего в двадцати милях отсюда. Если «Бланшфлер» не выскользнет из расставленной англичанами сети, то окажется заперт.
– Прикажите бросать лот, мистер Монтгомери, – распорядился Буш.
– Есть, сэр!
– Еще выстрел! – сказал Хорнблауэр. – С левой раковины, теперь уже точно.
С мачты донесся пронзительный крик:
– Парус! Парус прямо по курсу!
В том направлении туман редел. Всего в четверти мили впереди различался призрачный корабль, скользящий сквозь дымку.
– Прямые паруса, гладкая палуба, – сказал Буш. – «Бланшфлер», даю руку на отсечение!
Корабль исчез в следующем сгустке тумана так же внезапно, как появился.
– Право руля! – заорал Буш. – К брасам!
Хорнблауэр был у нактоуза, торопливо брал пеленг.
При слабом ветре капер с его высокими мачтами будет идти куда быстрее громоздкого двухпалубника. Все, что они могут, – это оставаться в наветренной позиции, чтобы отрезать «Бланшфлеру» путь в открытое море.
– Свистать всех наверх! – крикнул Буш. – Все по местам!
Застучали барабаны, матросы бросились занимать места по боевому расписанию.
– Выдвинуть пушки! – продолжал Буш. – Один бортовой залп – и ему крышка!
Взревели катки под тремя тоннами металла. У каждого орудия столпился взволнованный расчет. Медленно тлели фитили.
– Эй, на мачте! Не зевай! – заорал Буш, потом, уже тише, заметил Хорнблауэру: – Он мог повернуть назад и сбить нас со следа.
Всегда оставалась вероятность, что наверху туман реже и впередсмотрящий различит стеньги «Бланшфлера», даже если с палубы ничего не видно.
Несколько минут слышались только крики лотового; «Несравненная» легонько покачивалась на волнах, но того, что она движется вперед, не чувствовалось совсем.
– Метка двадцать! – крикнул лотовый.
Еще до того, как он произнес последнее слово, Буш и Хорнблауэр переглянулись. До сих пор оба подсознательно слушали крики лотового, даже не замечая их на сознательном уровне. Однако слово «метка» означало, что под ними не больше двадцати саженей.
– Мелеет, сэр, – заметил Буш.
Тут впередсмотрящий заорал снова:
– Парус с подветренной раковины, сэр!
Буш и Хорнблауэр кинулись к борту, но в липком тумане ничего было не различить.
– Эй, на салинге! Что видишь?
