Наши потери при прорыве флота из Таллина в Кронштадт могли быть значительно меньшими, имей мы не три с половиной десятка тральщиков, а минимум сотню. Но где их было взять?
Беда состояла не только в том, что до войны мы мало строили тральщиков. Одна из причин больших потерь заключалась в недостаточной сплаванности боевых кораблей с тральщиками и особенно в отсутствии сплаванности транспортов и вспомогательных кораблей. При переходе тесными, пересеченными районами в условиях большой минной опасности нам дорого обошлось то, что в мирное время мы мало отрабатывали сплаванность. Боевые корабли, сведенные в специальные отряды, имели задачу прикрыть транспорты от ударов торпедных катеров и подводных лодок. После того как был пройден Гогланд, они ушли вперед, а транспорты, не имевшие достаточных зенитных средств, оказались, по существу, без защиты от настойчивых и массированных налетов вражеской авиации. Тех же боевых кораблей, которые оставались в непосредственном охранении транспортов, оказалось слишком мало для отражения атак с воздуха.
Результат был бы, возможно, другой, если бы большая часть эскадренных миноносцев и сторожевых кораблей охраняла транспорты по всему маршруту перехода. Но об этом легко рассуждать теперь.
И все же Краснознаменному Балтийскому флоту удалось в чрезвычайно трудных условиях вывести из осажденного Таллина в тыловые базы девять десятых боевых кораблей. Огромной заслугой команд кораблей, особенно тех, что составляли отряд прикрытия, является спасение людей с гибнувших судов. Благодаря их беспримерному героизму из 17 с лишним тысяч человек, находившихся на тонущих судах или уже в воде, более 12 тысяч человек удалось спасти и доставить в Кронштадт.
Переход кораблей Балтийского флота в Кронштадт в конце августа 1941 года трудно назвать эвакуацией гарнизона. Это был, по сути дела, прорыв Балтийского флота в Кронштадт Финским заливом, оба берега которого находились в руках противника. Корабли действительно «прорывались» – ведь минные поля, немецкая авиация и катера противодействовали на каждом шагу.
В первых числах июля 1941 года в Москву прибыли члены английской военной миссии. Чаще всего мне приходилось встречаться с контр-адмиралом Дж. Майлсом, но первым меня посетил генерал М. Макфарлан. Его посещение хорошо запомнилось еще и потому, что в тот жаркий июльский день он явился с официальным визитом… в шортах… Хотя я знал, что шорты допускаются английской летней формой, однако был все же несколько обескуражен и шутливо намекнул Макфарлану на слишком короткие брюки.
12 июля меня вызвали в Кремль и передали, что предстоит подписание англо-советского соглашения. Как стало известно позднее, в эти дни английский посол Стаффорд Криппс имел две беседы с И.В. Сталиным.
На церемонии подписания соглашения присутствовал генерал Макфарлан. После подписания соглашения Сталин долго беседовал с Макфарланом – старшим военным представителем нашего союзника Англии. Обсуждались конкретные проблемы совместного ведения войны против Германии. Соглашение предусматривало взаимную помощь и содержало обязательства не заключать сепаратного мира.
С подписанием соглашения рассеялись, между прочим, и наши сомнения относительно миссии сидевшего в Англии гитлеровского посланца Гесса: англичане не пошли на сговор с фюрером. Московское соглашение нарушило замыслы Гитлера воевать поочередно на Западе и на Востоке. Теперь ему предстояло вести войну одновременно на два фронта.
