– А вот это уже интересно, – Пятый прищурился. – Почему?
– Потому что он не принял окончательного решения, – Роман поднял голову. – Всё то, что он ранее озвучивал и вам, и мне – ложно. Это были версии, и не более того. Ко всему прочему его собственный поступок и реакция… скажем так, системы, его в немалой степени удивили.
– Это ты о том, как мы вернулись? – уточнил Скрипач. Роман кивнул. Скрипач украдкой глянул на него, и тут же отвел взгляд. Как же он похож на отца, да и на мать тоже. Высокого роста, черноволосый, с темно-синими глазами – но при этом овал лица у него мягче, чем у Ри, кость тоньше, кожа светлее. Да и манеры… всегда аккуратная, неброского вида одежда, никаких длинных волос, только стрижка; он очень сдержан, почти не показывает эмоций, не импульсивен, расчетлив, безукоризненно вежлив, и замкнут. Он еще в молодости замкнулся, в ранней, когда рассказал отцу о своих планах на учебу, и Ри, обычно невозмутимый и спокойный, орал на сына, и что-то требовал, и еще успел сказать, что его испортили. Терра-ноль испортила, здешние люди; и эмоции он не может контролировать, и решение он принял сгоряча. Многое тогда было сказано, и совсем не по делу. Ромка, тогда ещё Ромка, сдержался, прожил с семьей потом ещё полгода, но при первой же возможности съехал, причем вместе с Настей – сперва в общежитие, а потом, на грант от Санкт-Рены – во внешку. «Чтобы меня и дальше не портили здешние люди и эмоции, – сказал он тогда Ри на прощание. – Возможно, папа, ты и прав. Впрочем, думаю, время нас рассудит». Только через несколько лет они помирились – Ри, к тому моменту осознавший, что погорячился, очень радовался. Он принял старшего сына, позаботился о том, чтобы тот получил лучшую работу, а потом, «когда всё началось», и вовсе попросил (ну надо же, попросил) работать с ним. И Рома с Настей работали. Несколько лет они работали под его началом. В науке. Работали – но в один прекрасный день Роман велел жене собирать вещи, и они улетели в Санкт-Рену, прихватив с собой полную модель Адоная, гель-блоки памяти, и, по словам Насти, «ещё кое-что по мелочи».
– Именно о том, как вы вернулись, – согласно кивнул Роман. – По словам отца Анатолия, произошло чудо. По моему мнению – произошло нечто в принципе невозможное, потому что восстановить такое количество нейронных связей нереально в принципе. Прости, рыжий, но я видел – всё, что с вами происходило, когда сознанием вы гуляли по Берегу, а физические воплощения лежали на базе, под охраной. Я был одним из тех, кто честно пытался понять, что с вами произошло. И я могу сказать, что мультифокальное поражение головного мозга в сочетании с цианидом, который приказал вам ввести отец, по мановению волшебной палочки само собой не проходит. Однако ты сидишь тут, передо мной, и задаешь вполне логичные вопросы.
– И вот с этим чудовищем мы в машинки играли не так уж много лет назад, – вздохнул Скрипач. – В общем, с этим понятно. Система вернула всё на место.
– Точнее, всех, – поправил дотошный Роман. – А ведь отец тогда поверил, что вы погибли[2]. Мало того, что поверил, он это проверил. Он убедился. Он после вашей смерти трое суток ждал, чтобы точно убедиться, что никакой ошибки быть не может. Да её, собственно, и не было.
– И это его, видимо, сильно удивило, – подсказал Лин. – Меня бы это тоже удивило. Наверное.
– Вы отвлекаетесь, – Берта встала из-за стола, вышла в центр гостиной. Махнула перед собой рукой, воздух засветился. – Давайте по делу. Которое, если вдуматься, не такое уж и сложное…
