— У меня к вам деловое предложение...
Несмотря на то, что я младше Самоносова на пять лет, с самого начала моего трудоустройства в бюро он обращался ко мне на «вы», в то время как остальные, даже сам директор, не церемонились.
— Я открыта для предложений,— с вежливой улыбкой вынула карандаш из волос и ткнула острием в единственную пустую строчку в ежедневнике на сегодняшнюю дату. Это означало лишь одно: снова он придумал нечто, из-за чего придётся вывернуться наизнанку, но исполнить.
— В отличие от предыдущего сотрудника, вы подтянули наш контент. Английская версия сайта идеальная, реклама работает успешно. О нас уже знают в Европе и на Востоке. Совмещать обязанности пресс-секретаря вам удаётся легко… Вы профессиональный журналист, насколько я помню?
Я настороженно кивнула. Что-то не нравился мне этот разговор.
— Так вот – нагрузка стала меньше, поэтому, исходя из экономии бюджета, нового сотрудника мы брать не будем. Я хочу вам предложить более плотно поучаствовать в новом проекте и при его реализации стать моей правой рукой…
Это не то, что ожидала, но колёсики быстро завертелись в голове, начиная выбрасывать варианты, чем для меня обернётся это предложение. Правая рука – это частое взаимодействие с Самоносовым. Чаще, чем он заходил в коммерческий отдел. Обращения «к юбке» станут регулярными. Рекомендации по диете не реже трёх раз в день. На кофе, без которого я просто не мыслю существования, придётся выходить в холл здания за железной дверью, чтобы не получать регулярные упрёки. Никаких леденцов и наушников, которые помогают сосредоточиться, когда работаю с сетями, перевожу, веду переписку с партнёрами и пишу статьи на сайт. Никаких духов и лака на ногтях – Самоносова они раздражают. И не дай боже́ затянуть волосы в хвост[2]. А ещё Виктор любил покопаться в частной жизни других, желая знать всё о своих подчинённых, якобы тем самым добавляя дружественного настроя и проповедуя сплочение… Но на препарирование личного кокона у меня аллергия… Я мысленно хлопнула себя по лбу.
—...вы переедете в мой кабинет и будете осуществлять контроль над реализацией проекта,— продолжал он, указывая на место за вторым столом в углу, где всегда сидел младший архитектор Филипп Корнеев, к слову, приятный парень.— Вы всегда выполняли мои поручения, и, в принципе, меня устраивало...
«Что значит – «в принципе»? То есть всё-таки не доволен?»— внутренне возмутилась я, сильно сжав карандаш.
— Спасибо за доверие,— снова улыбнулась и опустила глаза на остроугольную каракулю, которую помимо воли начала вырисовывать рука.— А как же Филипп, он не обидится, что его выселяют?
— Я давно планировал его пересадить в отдел к коллегам. А на новый проект столько надежд и планов, что нужно держать руку на пульсе. Нагрузка увеличится, поэтому без помощника и контролёра процессов на всех уровнях мне не обойтись.
Я бросила взгляд на открытую фрамугу и улыбнулась:
— Главное – не околеть. Вы же знаете, какая я мерзявка…
Шутки шутками, а этот вопрос волновал. Мама с детства называла лягушкой, потому что у меня всегда ледяные руки и ноги. Я патологически мёрзну, а для нормального функционирования всех моих умственных и физических систем нужны были двадцать семь градусов по Цельсию как минимум, а если все тридцать – блаженство в квадрате. Естественно, что мне не хотелось менять тёплый уголок на ледяной. Всё смогу стерпеть, но холод станет ежедневной пыткой.
