И вот, пожалуйста, – она встретила его в гостиной леди Мод!
Первой и вполне естественной реакцией Ирен было желание тайком осенить себя крестным знамением. А затем она не без изумления поняла: граф имеет на нее определенные виды, иначе не стал бы на виду у всех затевать разговор, разве что в его стране так принято. Но это весьма сомнительно.
Интересно, размышляла Ирен, участливо кивая миссис Уолш, которая по знаку леди Мод начала какую-то нравоучительную историю, интересно, в качестве кого этот господин ее рассматривает? В одной из книг она читала, что вампиры любят играть со своей жертвой, как кошка с мышкой, однако манеры графа не походили на поведение охотника. Скорее он заигрывал, весьма откровенно, надо заметить, но с подлинным очарованием. Это было непонятно и немного пугало. Хотя, незаметно вздохнула Ирен, неизвестно, чего следует опасаться больше, носферату или сплетен, которые непременно разлетятся среди здешнего общества – даже нескольких слов, которыми они обменялись с графом, будет достаточно. Поглощенные светскими беседами дамы, как правило, не упускали из виду ничего.
Вдруг в разговоре случилась заминка. Причина выяснилась очень скоро: прибыл еще один гость. Со своего места – между лордом Хэвишемом и полковником Пирсом – Ирен не сразу сумела разглядеть, кто стоит в дверях, но от нее не укрылся тот факт, что граф с воодушевлением поспешил навстречу таинственному визитеру. Сердце Ирен кольнула… неужели ревность? Спустя еще два взмаха веером она узнала, кто так увлек ее юного знакомца, и признала свое поражение. В почтительном поклоне над рукой леди Мод склонился мистер Дориан Грей.
– Вы опоздали, сударь, – сказала леди Мод.
– Пунктуальность, дорогая леди, опасная вещь, она съедает слишком много времени! – ответил Грей.
Они с Ирен когда-то были представлены друг другу, уже не вспомнить, кем. Мистер Дориан Грей унаследовал огромное состояние, что позволяло ему удовлетворять свою пылкую страсть к искусству. Это поклонение принимало порой странные формы – по слухам, он, например, выкупил все картины, а к ним все эскизы и наброски одного лондонского художника, чтобы затем подарить его работы Музею изобразительных искусств. Эксцентричность сквозила и в других поступках мистера Грея. За ним тянулся шлейф самых невероятных слухов и предположений.
Впрочем, красота всегда привлекает к себе внимание и провоцирует слухи. А Дориан Грей был красив. Никто не знал его точного возраста, но в светском обществе некоторые джентльмены и леди утверждали, что были знакомы с мистером Греем еще двадцать лет назад, из чего следовал вывод, что этому человеку никак не меньше сорока. Время было не просто милосердно к нему, оно вовсе не коснулось его лица своей безжалостной рукой. Свежая кожа, белокурые волосы, лежавшие небрежной волной, прекрасно очерченный надменный рот, идеальная линия лба, великолепно вылепленный нос, – редко встретишь такие гармоничные лица. Они так и просятся на полотно. Но мистер Грей неизменно отвергал все предложения художников. Он никогда никому не позировал, запрещал делать фотографические снимки, кажется, он терпеть не мог даже зеркала.
Не отличаясь выдающимся ростом, мистер Грей, тем не менее, смотрел свысока на всех – или же такое создавалось впечатление у его собеседников. Где бы он ни появлялся, его персона везде вызывала жгучий интерес. Что бы он ни говорил, его высказывания сразу подхватывали и повторяли.
