Элла и Торнике выслушивают монолог в легкой растерянности, недоумевая, стоит тут креститься или нет. Но Циури уже уверенно ведет их дальше.
Следующая остановка у могилы пожилого мужчины.
– Это Мераб-мой деверь. – знакомит их Циури, извлекая не первой свежести платок и поднося к сухим глазам. – Святой жизни был человек. Какое сердце имел, – качает головой, мысленно уносясь в прошлое. – Сам деньгами крутил и другим жить давал. Прорабом на стройке работал. Сколько левого кирпича по родственникам развез – не сосчитать.
Догадливый Торнике уже зажигает свечи.
– Вино достань! – командует Циури и сама лезет в сумку за одноразовыми стаканчиками.
Торнике со знанием дела разливает божественный напиток самодельного изготовления. Циури вооружается стаканчиком и произносит проникновенную речь:
– Спи спокойно, мой дорогой Мераб! Ни о чем не беспокойся. Мы тебя помним и любим. Увидишь там моего бездельника Мито, передай ему, чтоб меня больше не беспокоил. Всю ночь за мной с ножом бегал, как при жизни. А эта рыжая стерва Ревека, его любовница, мне опять зубы скалила. Мераб, будь человеком, как своего брата прошу. Положи конец этому безобразию. Я устала. Все время на лекарствах. Аха, вот тебе, – с этими словами Циури крестообразно наливает вино в центр могилы. И тут же деловито останавливает Торнике, который пытается следовать ее примеру. – Вино экономь. Еще наших могил штук восемь впереди. Это только своим людям.
Бутылка с вином прячется в сумку, и тройка продолжает следование по маршруту.
Внезапно Циури делает стойку около ухоженной могилы с вьющимися розами. Она кладет принесенный букетик цветов у доски с надписью и начинает всхлипывать:
– Анзор… генацвалос дейда… почему твоя тетя не умерла раньше тебя… Какой парень был! Тариэл, вылитый Тариэл8. От своей культуры, бедный, умер. Пошел в Москве в ресторан, вино выпил, закусил, туда-сюда… Вдруг поперхнулся, закашлялся. Совсем синий стал… Ему бы рыгнуть от души. А он людей постеснялся. Задохнулся и тут же скончался. Ему обильно вина нальем. Пусть там всегда радуется! – Циури смахивает набежавшую слезу пальцем-сарделькой.
Вино ручьем льется на сухую, потрескавшуюся землю.
Циури вопросительно смотрит на Торнике:
– Ты какие куришь
– Парламент. А что? – недоумевает племянник.
– Ох, Токо, Токо, не думаешь ты о своих легких. – журит его Циури и требует. – Ну-ка, положи ему несколько сигарет. Ему нужнее. Пусть Анзорик там насладится.
Торнике, не найдя что ответить, покорно кладет сигареты рядом с горящими свечами.
Циури в заключение крестится и ведет парочку дальше.
Торнике от нечего делать рассматривает надгробия.
– Ой, смотрите, – кричит он обрадовано, – тут, наверно, вор в законе похоронен! – и указывает на внушительный памятник человека, под которым стоит только имя «Заза».
Циури и Элла смотрят в указанном направлении. Первая со значением цокает языком, оценивая величину затрат. – О-о-о, сразу видно, уважаемый человек. И ему вино надо, и сигареты, если остались.
– А что, тетя Циури, вы его тоже лично знали? – удивленно взглянула на нее Элла, которую кажется, раздражают чересчур частые незапланированные отступления от цели.
– Да нет, деточка, что ты говоришь! – машет на нее руками Циури. – Где я, а где вор в законе? Просто почему не сделать приятное хорошему человеку? – и отбирает у Торнике пластмассовую бутылку. – Его вон сколько людей уважали, какие деньги вложили!
