Я бросил недоверчивый взгляд на кота и переглянулся с Франсуазой. Это был огромный серый в полоску разбойник с рваным ухом и недобрым взглядом.
– Прошу любить и жаловать, – раздался бодрый голос Анубиса, – будете вместе работать. Франсуаза, Гийом, – представил он нас коту-хулигану, – Жанвальжан. Если провести аналогию с вашим миром, кто-то вроде «визового офицера».
– Жанвальжан, – тихо промямлил я, в то время, как невидимые пальцы вяло, бесшумно и безрезультатно перебирали картотеку в моём мозгу.
– «Отверженные», Виктор Гюго, – подсказала Франсуаза, – один из главных героев.
– Жанвальжан. В одно слово, – сурово и холодно отрезал кот, потом, поколебавшись, добавил, – издержки прошлых воплощений.
Что он имел в виду мы так и не поняли. Он присел на задние лапы, будто изготовившись к прыжку, в его тоне и взгляде читалось явное неудовольствие оттого, что ему предстоит работать с желторотыми практикантами.
Воцарилась тишина, и в атмосфере зазвенело напряжение, которое поспешил разрядить Анубис.
– Коты в принципе, а наши профессионалы и подавно, без всякого энергетического зрения без труда видят в двух мирах. Кроме того способны различать замаскированных тёмных астральных сущностей. В свою очередь Франсуаза и Гийом, – любезно обратился он к Жанвальжану, – местные, из плоти и крови, что даёт им некотором роде неоспоримое преимущество.
Я снова не понял, какое здесь у нас может быть преимущество. Зато меня посетила неожиданная мысль. Ведь, черт дери, по всему видно, что этот старый боевой котяра также как и мы вынужден заниматься не своим делом, а грозный бог, которому подвластны все, покидающие земной чертог, выступает в роли посредника и чуть ли не уговаривает и лебезит перед теми, кто явно ниже его по рангу. М-да, видимо кто-то здесь изрядно накуролесил.
Вот так в напряженном ожидании презрения и насмешек, мы познакомились с Жанвальжаном. При более близком общении он оказался не таким уж неприступным, как ему хотелось это подчеркнуть при нашем первом знакомстве. По сути я оказался прав. Чуть позже он рассказал, что из-за этой гребаной забастовки он лишился своего напарника и вынужден работать не в своём департаменте.
Жанвальжан не очень-то хотел распространяться на тему внутренних дел Аэропорта, но совершенно неожиданно не устоял перед чарами Франсуазы; позволил даже подержать себя на руках (что по словам Анубиса было делом неслыханным, чудом, вроде того, как Моисей раздвинул воды Черного моря).
Из его туманных объяснений и недомолвок я понял, что прежним его напарником был какой-то беспокойный дух, загробных дел мастер и профессионал (чем и заслужил искреннее уважение Жанвальжана), но в данный момент без места упокоения, потому что по собственной инициативе, будучи неизлечимо больным, подвергся незаконной пока во Франции эвтаназии. Суд Осириса так и не смог вынести внятное решение о статусе неприкаянного. Самоубийцей тот в прямом смысле не был, а дальше… А дальше напарник Жанвальжана вместо того, чтобы тихо потусить где-нибудь в замке на берегу Луары в виде домашнего духа, привидения или полтергейста, принялся истово отстаивать своё право, самому решать свою судьбу в сложившихся обстоятельствах. Если бы не его настойчивость и упрямство, то через пару сотен лет о нём бы попросту забыли, и он смог бы отправиться в очередное воплощение с энтузиазмом и чистой совестью. Но нет, он взбаламутил всё и вся, после чего начались судебные коллизии, дошедшие до самых высших инстанций, которые тянулись и по сей день. Теперь в ладью Харона путь ему был заказан, равно как и на встречу с Великим Архитектором для определения следующей инкарнации. Таким образом Неприкаянный, а именно так его и называло большинство сослуживцев, оказался в ситуации, когда должен был работать неопределенное время (что в самом плохом случае означало не что иное, как вечность) в одной из служб вместе в Жанвальжаном.
