Аэротаник - страница 50
– Гдэ этот молодой врач? – взмолился Берия. – От нэмца и то больше было бы толку, цесное слово. Хватыт уже, мое тэрпение кончается. Ви что, нэ видите, прафэссор? Врэмя не стоит на мэсте. Это вам не вода в лэсном пруду. Оно бежит, как горный ручей – все врэмя только впэред. Скоро вэсь мозг товарища Сталина прольется нарюжу, словно дарагое вино из прабытой вражеской пулей бочки; словно бэсценный коньяк из открытой бутилка, пэревернутый каким-то нэрадивым шутником.
– Нет, нет, товарищи! Не нужно никого. Сейчас, сейчас. Теперь уж точно. Все будет. Это, знаете ли, исключение имело место, случайность кака-то, редкая причем. Хотя такого как правило не бываат, но, оказываатся, иной раз и бываат все-таки. Поэтому у нас заказан кака-то така дополнительная пара двухконсистентных макароноподобных канюль. Ведь этого ж не бываат, что такое вот раз и снова повторяятся. Попытаамся использовать альтернативу. А у нас, оказываатся, как я уже сказал, есть кака-то целая пара в запасе.
По крайней мере одна из двух оставшихся макаронин оказалась весьма неважной, ибо когда Аркадий Георгиевич проверил подвижность вареной половины и помахал ею в воздухе, она тотчас оторвалась от твердой своей части и отлетела, приземлившись на другое, тоже покрытое белесоватой щетиной, ухо Никиты Сергеевича (приушилась?). Прежде чем Берия что-либо успел сказать или, например, подпрыгнуть, в дрожащих руках профессора Пенькова оказалась третья – последняя макаронина. Он тотчас, не теряя ни секунды, подул в ее твердый конец и с облегчением констатировал, что никакого свиста не возникло в воздухе. Берия остановился, ничего не сказал и не принял никаких действий, только тяжело вздохнул и занялся стеклами своих очков-пенсне.
– Ну вот, товарищи, я ведь говорил, что бываат посвистываат, а бываат не посвистываат, всяко бываат. А еще бываат ломаатся и отрываатся – это тоже бываат. А бываат и не бываат таких проблем.
Мысленно перекрестившись широким крестом, Аркадий Георгиевич шагнул навстречу двум судьбам-сестрам – своей собственной и судьбе всей страны. Он не слишком верил в успех операции, поэтому в его голове родился тайный план – вариант Б в случае неудачи. Для этого он незаметно провел еще один опыт и убедился что через макаронину воздух можно не только выдувать, но и втягивать внутрь. И не только воздух. Главное – сделать это незаметно.
Оставив Александра Анатольевича, Валентина Васильевна не сразу пошла по коридору, а остановилась, чуть отойдя от двери. Она прижалась спиной к стене, закрыла глаза и сильно сжала ладонями лицо. Ее губы шептали:
– Мне повезет, обязательно повезет. Все получится. Господи, спасибо тебе за то, что послал мне Сашечку, именно сейчас. Каюсь во всех своих грехах, но только прошу – сделай мне это. Пусть засекретят, пусть отошлют хоть за Урал, имя поменяют, паспорт, но только оставь мне от него, от Сашечки, хотя бы это. И пусть будет рядом со мной его клеточка, его частичка – ничего больше мне и не надо будет. Он там ждет, бедненький, на что-то надеется. Нет, все, на большее нет надежды. Уйду, притворюсь больной. А, Саша ничего – переживет, может быть и поймет. Господи, и написать-то ему нельзя…
Александр Анатольевич и радовался случившемуся, и сомневался в своем счастье. Причин для сомнений было предостаточно. Его Валечка – некогда утерянная и вновь обретенная – находится в каком-то непонятном для него, простого советского человека, мире, окутанная паутиной неизвестных и недоступных для его понимания законов и правил. Что происходит, о каких договорах с властью, обязательствах и прочем она пыталась ему объяснить? Все это смутно перемещалось в его воспаленной событиями этой ночи голове, то приобретая безграничные угрожающие формы, то теряя вообще какие-либо очертания. Есть ли возможность у маленького человека в такой ситуации не только требовать для себя счастья, но и вообще что либо произносить вслух или даже шепотом, тем более влиять на события, иметь право отстаивать чью-то судьбу. Он взглянул на портрет Сталина и еще больше ощутил свое бессилие. Отсюда его могут вышвырнуть обратно домой – это в лучшем случае. И попробуй только вернись, чтобы вновь найти и увидеть снова свою Валечку. Это не завод, где можно у проходной каждый день поджидать любимую после смены, беседуя о том о сем с вахтером. Только бы вернулась. Но надо же о чем-то договориться, особенно теперь, после того, что с ними произошло. Как быть дальше? Где можно ее видеть в другом месте, подальше от всего этого? Но время шло, а Валя почему-то не возвращалась. Если решиться и пойти ее искать по всему дому, можно ведь и в шпионы угодить, и тогда – никаких надежд. Придется покорно ждать, что произойдет дальше и в крайнем случае пытаться делать глупое и невинное лицо. А что с профессором? Зачем он там им нужен? Почему не везут в больницу, если что… Господи, да что же это происходит? Нет, все так просто не закончится.