Слава встал по центру напротив сцены, глубокомысленно сложив руки на груди и нахмурив брови. «Металлика» сегодня была явно не от слова «металл». Её звук метался по залу и никак не мог превратиться во что-то понятное и близкое ушам и сердцу. Военрук, примерявший в дверях столовой повязку со словом «Дежурный», с недоверием посмотрел на мальчишку, который переводил взгляд с одной колонки на другую, шевелил губами, делал непонятные жесты руками, оборачивался на зал, а потом всё-таки пошёл к магнитофонам и выключил их.
– Шторы, – крикнул он в зал. – Толстые шторы. Бархат. Тут звук гаснет. А там, – он показал на противоположную стену, – всё отражается, гуляет. Накладывается, короче, – произнёс он напоследок, напустив туману.
Мальчишки, подойдя к сцене, покачали головой, соглашаясь, потому что другого объяснения у них всё равно не было.
– И что делать? – спросил Филатов.
– Фиг знает, – сунув руки в карманы, Слава задумался. – Может, просто потише. А может, шторы надо открыть.
Открыли. Зазвучало немного получше. Но стало понятно, что превратить столовую в городскую дискотеку не получится – ну и пусть будет, как есть. Военрук подошёл и уточнил:
– А вот это… То, что сейчас играло? Такое на дискотеке будет?
– Нет, конечно, – возмутился Слава. – Такой серьёзной музыки там не может быть. Так, попса голимая, – со знанием дела чуть ли не подмигнул он учителю. Военрук поправил повязку, которая постоянно норовила сползти, понимающе кивнул и отошёл, пробуя на вкус последние слова: «Попса голимая…»
Он был подполковником, ушедшим в запас с должности заместителя командира полка. Для него существовала музыка двух видов – строевая и плохая. И строевую он здесь услышать не надеялся.
– Давай что-нибудь для дискотеки, – попросили Славу пацаны, обступив его стол с деками и кассетами.
– Fancy слышали? – спросил он.
– Нет, – вразнобой ответили ему, пожимая плечами, мальчишки.
– Ну тогда вэлкам, – Слава взял кассету и вставил её в магнитофон. И Филатов впервые услышал Flames of Love…
Пришли все старшие классы, начиная с девятого. Остальным была обещана детская дискотека в следующие выходные (Славу, как общественного деятеля, учителя хотели удивить этой новостью чуть позже, чтобы не соскочил).
Полный зал девчонок в центре и пацанов по стенкам – типичная картина для школьного вечера в конце восьмидесятых. На дверях – директор и завуч с такими же повязками, как у военрука, патрулировавшего другие входы, через которые в школу могли попасть нежелательные элементы, падкие до красивых школьниц и кровавых драк. Входов таких было чуть больше, чем мог охватить своим вниманием бывший подполковник, поэтому проникновение всё равно состоялось.
Но для Миши это прошло незаметно. Он весь вечер провёл рядом со Славой, глядя на вращающиеся кассеты, мигающие лампочки индикаторов и море голов в зимних шапках-формовках, мода снимать которые так никогда и не наступила.
Вместо того чтобы идти в зал танцевать, его внезапно накрыл «синдром попутчика», но он тогда ещё не знал этого названия. Оказалось, что в пионерском лагере рядом с чужими людьми он раскрывался легче и полнее, чем в родной школе рядом с теми, с кем учился девятый год. Было не по себе от мысли, что он пойдёт сейчас в зал и будет танцевать так, как умеет (а никто этого в школе никогда не видел). Казалось, что проще и надёжнее сидеть здесь, в полумраке, при свете старой настольной лампы, которая выхватывала только их со Славой носы и руки, смотреть на колышущуюся стрелку индикатора усилителя и не давать ей упасть в красный сектор перегрузки.
