– Конечно, все так, как вы мне и назначили: семь четок с поклонами.
– Ну, хорошо, иди, дорогой.
– Благословите, отец! – И Григорий радостно пошел в свою келью, думая о завтрашнем дне.
На следующее утро молодой греческий монах – обладатель скверного характера, получив благословение игумена, сел на паром и отправился в скит Кавсокаливию учиться смирению. Паром плыл вдоль святого полуострова, и монах наслаждался прекрасным видом афонских монастырей и скитов, окруженных зеленой растительностью. Кавсокаливия была последней остановкой, и плыть нужно было еще долго. Григорий заметил одного знакомого сиромаху [2] – русского монаха, уже целый год ходящего по горе от монастыря к монастырю.
– О! Здравствуй, Николай, как твои дела?
– Очень хорошо, как у тебя? – Николай плохо говорил по-гречески и знал только самые простые фразы.
– Да нормально. Ты сейчас куда?
– В Григориат. А ты куда? – Они говорили громко, перекрывая шум ревущего мотора.
– Я в Кавсокаливию к отцу Богдану, знаешь такого?
Николай, похоже, удивился:
– Да кто ж не знает этого злого монаха?
– Злого?! – Григорий подумал о том, как велика зависть диавола. Самого смиренного человека Афона какой-то русский проходимец зовет злодеем. – Молчи уж лучше, Николай, ты уже и сам, как я гляжу, обозлился. Езжай-ка лучше обратно в свою Россию. Что вы все рветесь сюда, как будто у вас там Бога нет?!
Николай, обидевшись, наспех попрощался с ним и отошел в другую сторону парома, а Григорий, уже укорявший себя за вспыльчивость, погрузился в молитву…
Наконец, паром подошел к последней пристани. Седовласые старцы с мулами, нагруженными всевозможными тюками, молодые послушники с торбами, рабочие и восторженные паломники – все смешались на выходе с катера в одну разнородную толпу. Григорий спросил у одного вежливого схимника, у которого был на удивление спокойный навьюченный мул, где тут в скиту находится келья великомученика Димитрия. Получив исчерпывающий детальный ответ, он улыбнулся, поняв, что отец Богдан достаточно известный монах, а может быть, и почитаемый старец, – странно, что раньше он ничего о нем не слышал. Поблагодарив схимника и сжав покрепче посох, Григорий стал подниматься по древним каменным ступенькам.
Без труда найдя эту келью, Григорий постоял немного, собираясь с духом, и постучал в дверь с непременной молитвой: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» Никто к двери не подходил, и Григорий повторил свою попытку:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. – Он, наконец, услышал шаркающие шаги.
– Кого там лукавый опять принес?! Чего надо?!
Григорий подумал, что таким образом старец скрывает свои добродетели от мира, от таких праздношатающихся верхоглядов, как Николай. Конечно, мир отвечает ему завистью, ненавистью и презрением.
– Я из Ксенофонта, монах Григорий. Приехал по поручению отца Евфимия.
– Евфимия? Что этому старику от меня надо? – Отец Богдан слегка переждал изумленное молчание, словно молния, разорвав стереотип собеседника новым выпадом: – Чего ты теперь заткнулся?! Я тебя спрашиваю, сынок, что этому старику от меня надо?!
Григорий понял, что так отец Богдан его проверяет на смирение, и решил терпеть все до конца.
– Он хотел бы приобрести у вас несколько четок, отче!
В ответ наступила короткая пауза. «Перед бурей», – подумал Григорий.
