Я восприняла это, как утверждение. Да, он влюбился. В Элину, очевидно. И потому настроение у него слишком прекрасное, чтобы ехидничать в ответ на «а-га!»
Но мы уже мчались вперёд, я изо всех сил старалась утянуть нас с Олей подальше от этого неадеквата с его неожиданно показавшейся мне красивой улыбкой.
К девятому классу все наши мальчишки изменились и повзрослели. Одни как-то замкнулись в себе, другие же, наоборот, вдруг стали классными и востребованными. Оля не встречалась ни с кем из наших, а я часто гуляла с Артёмом из параллельного. В отличие от нашего одноклассника с таким же именем, от этого всегда пахло приятно, он следил за собой, но не безумно тщательно, а в меру, как и положено настоящему мужчине. Он не ходил в тренажёрку и не постил пафосные посты о том, как прокачать ту или иную группу мышц, но при этом занимался спортом и фигуру имел отличную. И мускулы, и рост, и обаятельное лицо – всё было при нём.
Я с ним просто гуляла, даже не целовалась и не собиралась этого делать, потому что Артём, хоть и был внешне безупречен, в общении оказался жуткий зануда. Но встречи с ним помогали мне самоутвердиться и убедить окружающих, что у меня имеется некая личная жизнь. Причём довольно неплохая – с таким-то красавчиком!
Артём всегда держался в школе особняком, но его все уважали. Так что о том, что он редкостный зануда, знала только я, а вот о том, что он потрясающе красив и что мы с ним часто бродим вместе вечерами знали все, и это мне нравилось.
И вот сегодня я впервые заметила, что у Женьки красивая улыбка. Знаю, что это вышло случайно и ошибочно: он просто шёл со своей Элиной и не смог вовремя перестроиться или просто не захотел вестись на провокацию Оли. И потому у меня осталось странное неприятное чувство, словно этот нежный взгляд и эту очаровательную улыбку мы... украли. В этом было что-то личное, а мы украли. Это как подсмотреть в чужой дневник и узнать о человеке что-то прекрасное, но не предназначенное для тебя, что-то, что могло бы расположить тебя к этому человеку, но по факту лишь ложится неприятным осадком на совести.
– Да не тяни ты так, Ничка! – возмутилась Оля. – Растянешь мне свитер!
Я нахмурилась в ответ. Какой может быть свитер, когда я только что видела ненавистные глаза влюблёнными, а губы, вечно искривлённые в усмешке, нежно улыбающимися! Да у меня психологическая травма!
– Это некрасиво было, – заметила я, желая донести до Северовой суть, но, как всегда, потерпела неудачу.
– Вот, уже лучше, – похвалила Оля. – Ты права, тянуть людям одежду – это некрасиво…
– Да при чём тут твой свитер! – возмутилась я, опасливо обернувшись на парочку, которой не было до нас дела. – Я про этих двоих! Некрасиво было отвлекать с этим «ага», да и глупо это…
– Это для тебя глупо, да? – набычилась подруга. – Карпов тебе всю жизнь испортил! Испортил и даже не попытался ничего исправить, извиниться там или типа того… Так что теперь пусть всю жизнь о тебе помнит!
Он помнил и так, это было заметно с каждым подколом, с каждой усмешкой и с каждой моей очередной испорченной тетрадкой. И, если уж быть честной, он, помнится, как-то извинялся, давным- давно, но я не сочла его порыв выразительным. Потому что сложно давать оценку искренности и извинениям, когда ты всего лишь в первом классе.
Да и вообще, теперь дело шло к окончанию школы, а та история, которую Оля именовала «он тогда испортил тебе жизнь», произошла в первом, и теперь не имела какого-то важного значения.
