Сделав паузу, Сиро Исии продемонстрировал собравшимся портрет видного ученого, с сожалением отметив, что все его попытки привлечь Китасато к своим исследованиям не увенчались успехом: тот и слышать не желал о военном использовании биоагентов.
– Исследовательские лаборатории возникли по всему миру, в том числе и в России, на базе Императорского Института экспериментальной медицины, – продолжал Исии. – С вашего позволения, начну с России. Если в Европе почти все такие лаборатории были частными и интенсивно обменивались между собой результатами исследований, то русские поставили дело на государственный уровень. Принц Ольденбургский[22], используя свое влияние при дворе, добился перевода Института Экспериментальной медицины на военное положение. Для этой цели был выбран один из фортов Кронштадта. Еще в 1897 году там поселились военные медики. Официальной целью существования лаборатории были разработка противочумных препаратов и производство уже известных вакцин. Продукция лаборатории – вакцина Хавкина и сыворотка Йерсена – поставлялась по всей России и за ее пределы.
Форт охранялся жандармерией, там действовала строгая система карантинов и увольнений в город. Были приняты самые последние разработки мер предосторожности. Даже технологии переработки и уничтожения отходов мало отличались от нынешних: спецодежда, маски, перчатки, система вентиляции, дезинфекции и стерилизации. Лаборатория была рассчитана на тридцать врачей и несколько десятков человек обслуживающего персонала. После свержения в России царского режима чины военного министерства попытались увезти от большевиков культуры холеры и чумы, но часть лабораторий новые власти все же отбили. В Красной армии было создано Военно-химическое управление. И хотя Советы подписали конвенцию Лиги наций о запрете биологического оружия, но разработок в этой области не прекратили, ограничившись введением особой секретности. Декларировались эти разработки как ответ на агрессивные устремления империалистического блока.
– Хочу обратить ваше внимание на факт вспышки эпидемии чумы во Владивостоке, господин генерал, – продолжал Исии. – Это случилось во время пребывания в Приморье японского экспедиционного корпуса. Еще в то время наши медики отмечали, что эпидемия носила странный характер. Несмотря на легочную форму, болезнь очень слабо передавалась от одного человека к другому. Было много случаев выздоровления, а у значительного числа зараженных болезнь вообще протекала в ослабленной форме.
Доктор Койдо прямо указывал командованию, что эпидемия носила искусственный характер. Стоило локализовать один очаг, как в совершенно другом районе города находили подброшенный кем-то зачумленный труп китайца. Известны случаи заражения через вещи, найденные в брошенных рыбацких шхунах. Поскольку клиническая и эпидемиологическая картина была японским врачам совершенно не понятна, они дали рекомендации командованию об эвакуации войск. А вот части Красной армии в тот период времени чумы совершенно не боялась. Достоверные случаи заражения бойцов и командиров в годы Гражданской войны не зарегистрированы. А о русских врачах, победителях смертельной болезни, ходили легенды: стоило им прибыть в неблагополучный по чуме район, как эпидемия тут же стихала. Может быть, они знали, от чего и как нужно лечить?
Генерал Сигэру Хондзё откашлялся и протестующе поднял:
