Следующим утром, несмотря на необходимость идти работать, я все равно проснулась с хорошим настроением. Добрые слова загадочной старушки с агатовым браслетом словно и вправду внушили мне надежду, что все вполне могло бы закончиться куда лучше, чем мне представлялось. И если в первый день после той встречи все шло вполне неплохо, то с каждым новым днем дела мои обстояли все хуже и хуже. Джетта никак не хотела знакомиться поближе или заводить дружбу, поэтому все время бросала на меня недовольные взгляды и фыркала, будто с ней рядом работала прокаженная, не иначе.
Три раза за эту неделю в заведение наведывался и ненавистный мне Зайберт. Обслуживать мне его с тех пор не давали, да и, если честно, не очень-то и хотелось. От одного лишь его надменного вида в груди противно жгло, будто меня с головы до ног осыпали красным ядреным перцем, а от вечно возмущенного голоса уши так и норовили свернуться трубочкой. Иногда мне, правда, приходилось приносить к его столику готовые заказы, там-то он и отыгрывался с лихвой: то о моем изъяне усмехнется, то съязвит, как такую неумеху на работу взяли, то на платье моем какое-нибудь несуществующее пятно найдет и ткнет в него пальцем, выставляя меня грязнулей… В его присутствии также начинали поступать другие посетители, и это еще сильнее выводило меня из себя. Наблюдая, как иногда целые компании заливисто смеются, тыча в меня откормленными пальцами, я всеми силами сдерживалась, чтобы не сорваться и не подставить начальника, а вечером после работы возвращалась в свою комнату, где изливала душу своим подопечным: толстянке и фиалке.
За эти несколько дней, благодаря умеренному поливу, правильному уходу и частым душевным беседам цветы немного разрослись, а толстянка даже засобиралась цвести, что бывает ой как редко. Предвкушение, что со дня на день пухлые веточки покроются маленькими белыми цветочками-звездочками, радовало не меньше, чем дружеское объятие или теплые слова, которых мне, разумеется, очень сейчас не хватало.
Укладываясь спать, я часто вспоминала о Бриджит, воспитательнице Имме и других ребятах из приюта. Как они там? Вспоминают ли обо мне? Или же они рады были забыть меня, как страшный сон? Перед глазами, как назло, возникало насмешливое лицо Джерда, который ни разу не сказал про меня доброго слова за все время нашего совместного пребывания в приюте.
После разговора с Хильдой мне больше не снился тот добрый незнакомец, поэтому даже в мире снов никто не проявлял ко мне заботы или знаков внимания, что наводило на грустные мысли. Та веселая и болтливая девушка Криста, что помогала мне исследовать окрестности, тоже ни разу не пришла в таверну с тех пор, как мы тогда распрощались. На душе становилось все больнее и больнее… Лишь мнимая надежда, что когда-то черная полоса должна вновь обратиться белой, не давала мне хандрить и окончательно потонуть в болоте отчаяния.
Но вскоре произошло то, что заставило меня еще сильнее взволноваться.
– Сегодня я буду вести переговоры с будущим покупателем, – объяснил Альфред, указав носом в сторону пока еще пустого, дорогого блестящего подноса. – Джетта сегодня выходная, так что обслуживать столик гостя придется тебе.
– Эм, вы уверены? Что, если ваш клиент захочет меня живьем съесть?
– Не, по сравнению с Зайбертом он вполне спокойный мужчина, но отношение к нему надо проявить достойное, – начальник заведения с важным видом почесал бороду. – Советую тебе произвести на него хорошее впечатление, тогда, глядишь, в случае продажи таверны даже работу искать не понадобится.
