Утром Демьянова разбудил скрежет открываемой двери, – внутрь втолкнули избитого человека в комсоставской гимнастерке без ремня, с петлицами старшего лейтенанта.
– Суки, – утерев рукавом кровь с лица, присел рядом на нары. – Тоже пленный? (взглянул на Александра). Тот молча кивнул.
– Давно здесь?
– Со вчерашнего вечера. А ты?
– Вторые сутки. Знаешь куда попали?
– Нет.
– В немецкую военную разведку. Отсюда два пути – или работать на них, или расстреляют. Меня, например, точно шлепнут (харкнул на пол), отказался стать предателем. Ну а как ты?
– Тоже не буду, – шевельнул губами Демьянов.
– Слушай, – приблизив лицо зашептал. – Давай подорвем отсюда?
– Легко сказать, – вздохнул, Александр. – Камера заперта и опять же охранник.
– Херня, – постучим в дверь, мол, просимся на допрос, а когда зайдет, оглушим и завладеем пистолетом. Подсменный ушел, сам видел, когда вели. На улице мороз под тридцать, все немцы в доме, а перед ним бронетранспортер с работающим мотором, чтобы не застыл. Прыгаем туда, выносим ворота и вперед. Ну как? – заблестел старший лейтенант глазами.
Когда он все это внушал, Александр почувствовал знакомый запах табака. Такой курил один из абверовцев.
– А бронетранспортер ты умеешь водить? – скосил на соседа газа.
– Не вопрос, я ж танкист. Был командиром роты.
Пошептались еще, распределяя роли, а потом приступили к действиям.
Тихо отодрали ножку от стола, Демьянов стал с нею сбоку двери, а танкист, подойдя к проему, загремел в нее кулаком, – открывай начальник!
Вскоре снаружи лязгнул запор (створка распахнулась) и в тот же миг Гейне саданул ножкой старлея по затылку.
Тот хрюкнул и с раскинутыми руками опрокинулся на спину.
– Цурюк! – ворвались в камеру два охранника с парабеллумами, взяв Демьянова на мушку
– Этот большевик хотел организовать побег, – подняв руки, отошел он к нарам.
Сунув оружие в кобуры, немцы уцепили беспамятного провокатора подмышки и вытащили наружу
– Так- то лучше, – бормотнул пленный, усаживаясь на нары.
Еще трое суток его никто не вызывал, и все это время Александр исправно получал баланду, хлеб и кружку пахнущего соломой чая. В полдень четвертого дня его вновь сопроводили из подвала в особняк к гауптману.
Штумпф, как и прошлый раз сидел за столом, перед ним лежала серая папка, на диване покачивал носком сапога лейтенант, стекла расшторенных окон серебрились морозными узорами. Табуретки не было, сесть не предложили, Гейне остановился в нескольких метрах от стола.
– У меня для вас две новости, – чуть помолчал Штумпф. – Одна хорошая, вторая плохая. С которой начинать?
– Желательно с хорошей, – пожал Демьянов плечами.
– Большевик, хотевший сбежать, повешен, вы нам здорово помогли.
– А плохая?
– В Москве нет никакой организации «Престол» (открыл гауптман папку), а лица, на которых вы ссылаетесь, Садовского и его жену не знают.
На самом деле Штумпф лукавил. Внутри имелись полученные из Норвегии и Берлина шифровки, в которых сообщалось, что Кнут Гамсун действительно знаком с русским поэтом Садовским и состоял с ним в длительной переписке, бывший же полковник Улагай*, ныне штурмбанфюрер СС*, близко знает Воскобойникову, характеризует ее как ярую монархистку и весьма решительную даму.
А еще в папке имелась справка, из которой следовало – бывшая фрейлина царского двора оказывала услуги разведке Кайзера*, вплоть до начала революции в России.
– Что скажете на это? – закрыл и откинулся на спинку кресла.
