Агент Бабы Яги - страница 15

– И сейчас не представлюсь, – засмеялся он. – А только скажу, что я близкий родственник той, которая вас о помощи просила.

– Так ты что, брат Светлены? – дошло до меня.

– Тише! – прикрикнул он. – Вокруг нечисти полно, а ты орёшь, как резаный! Я, думаешь, в лягушку обернулся из баловства?

– А, понял! – сказал я, и помахал поскакавшему назад маленькому лягушонку. – Спасибо тебе! Не переживай, скоро вернёмся, опять твой ручей журчать будет.

* * *

Сказал я это, конечно, чтобы поддержать брата водяницы. Но пока шли, страх меня просто сковывал. И, по-моему, Сивку тоже. Данилка, конечно, сказал, что Потапыч не тронет, если его имя назовём, но кто его, дикого зверя, знает? Так что страшно было очень. А клубок тем временем катился и катился себе.

В конце концов, мы вошли в светлый бор. Вернее, сначала в березняк, а уж он сменился на ели и сосны. Было тепло, светло и уютно. Моя одежда уже почти просохла, но запаха не лишилась. Правда, я к нему уже притерпелся и почти не замечал.

Лес пах свежей хвоей и грибами. Сразу же захотелось есть, аж в животе заурчало. Последний раз я перекусывал у Ядвиги Митрофановны в избушке на куриных ножках. Тогда время было обеденное, а сейчас солнце клонилось к вечеру.

– Жалко, что вы, люди, траву не едите, – сказал Сивка, услышав громкие рулады моего желудка. – Она тут молоденькая, сладенькая. Объеденье!

От его слов голод скрутил меня с новой силой. Вы, конечно, скажете, что можно было через клубок у Ёлки попросить чего-нибудь. Но я тогда не догадался сделать этого. И Алёнка меня не покормила, так как потом выяснилось, что время у нас и в Заповеднике течёт по-разному. А вокруг меня, в лесу, как назло, ни одной ягодки! В грибах я не разбираюсь. Есть же незнакомые, да ещё и сырые – себе дороже! И тут я увидел большой, просто огромный, малиновый куст. И на нём сладкими шариками висела крупная спелая малина! Я со всех ног бросился к ней. Но не успел сорвать и горсти ягод, как в малиннике что-то затрещало, заревело, и показалась огромная бурая шкура.

Я попятился, пока не упёрся спиной в мелкодрожащую шкуру Сивки.

– Это кто такой вонючий посмел мою малину есть! – страшным басом зарычал поднявшийся на задние лапы медведь.

Вот честное слово, я таких огромных медведей ни в одном зоопарке, ни в одном кино не видел. А таких клыков даже представить не мог. От страха у меня язык к нёбу прилип. У Сивки, наверное, тоже. Он трясся, как осиновый лист и тихонько икал. Если бы я не прижимался спиной к его боку, то без оглядки убежал из леса. Но со мной был мой друг и помощник. А у него со страха все четыре копыта к земле приросли. Разве я мог его оставить?

Я вспомнил наставления брата Светлены только тогда, когда на правой передней лапе медведя что-то металлически сверкнуло, и лязгнула цепь.

– Вам, Михайло Потапыч, Данилка кланяться велел, – дрожащим голоском, еле выдавил я.

– Ну, коли так, то немедленно убирайтесь на все четыре стороны, пока я не передумал! – опять зарычал медведь и повернулся к нам спиной.– Всю малину мне завоняли.

Не знаю, что меня дёрнуло, но я сказал:

– А Вам случайно цепь с капканом не мешают?

– Издеваешься? – измученно и уже не так зло спросил Потапыч, оборачиваясь.

– Ничуть, – удивляясь самому себе, ответил я. – Просто я мог бы попробовать их снять.

Медведь не ответил, но вышел к нам из малинника, опираясь на три лапы. Попавшую же в капкан, он бережно держал на весу, а по земле за ним волочился кусок толстой цепи. Для начала Потапыч обнюхал нас с пони, а потом уселся и протянул мне больную лапу.