Это был подтянутый парень лет 20–25; его можно было назвать высоким и даже хорошо сложенным, если бы не скошенные плечи. На короткой шее сидела правильной формы голова («Радость Розенберга…» – усмехнулся про себя Герлиц). Из-под тонкой нитки бровей, подчеркивающих прямой высокий лоб, внимательно смотрели острые серые глаза. Небольшой рот и тонкие губы намекали на сдержанность и твердость характера. Завершала портрет шапка густых светло-русых волос со следами… завивки. «Он что, из этих? – подумал Герлиц. – Нет… Скорее всего, это неуклюжая попытка внести в облик немного русского колорита… Димсрис сказал, что его нашли в Витебском лагере военнопленных, куда он попал осенью 41-го… А служил он, если мне не изменяет память, рядовым или сержантом в каком-то взводе связи… Это со знанием-то немецкого языка?.. Ха-ха… Стефан считает, что это он откопал его среди желающего выжить любой ценой пленного сброда… А может, это он отыскал Стефана, сумев обойти десяток вербовщиков, которые рыщут по лагерям, набирая команды стукачей, палачей и охранников? В какой разведшколе вас готовили, юноша? В специальных тренировочных лагерях Главного разведывательного управления Рабоче-Крестьянской Красной Армии? Или в учебных классах Лубянки? Но за семь или даже восемь разгромленных благодаря вашей информации партизанских отрядов Сталин вас не помилует, даже если вы приведете ему в Кремль живого и здорового Кальтенбруннера… Или вы надеетесь, что ваше сотрудничество с абвером останется тайной для Москвы?
А может, все наоборот? Может, именно “живой и здоровый” группенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер стоит за вашей спиной? А Стефан, Димсрис, старый Герлиц и крыша абвера нужны лишь для того, чтобы на челе агента не светилась “каинова печать” СД? Ведь попадись вы в лапы НКВД как человек гестапо, вам пустят пулю в затылок без лишних разговоров. Ведь и мы не задумываясь ставим к стенке комиссаров и коммунистов… А с агентом абвера могут еще и поиграть… И кто знает, в чьих руках окажется больше козырей».
– Это человек, о котором я говорил вам, герр подполковник, – прервал Димсрис размышления начальника.
– Ваша фамилия? – строго спросил Герлиц у стоявшего навытяжку агента.
– Доронин, – отрапортовал тот.
– Это кличка. А я спросил фамилию.
– Господин капитан приказал мне забыть ее!
– Ну что ж, надеюсь, что она останется в памяти самого господина капитана, – произнес Герлиц и выразительно посмотрел на Димсриса. И не дав капитану времени на обдумывание ответа, продолжил: – Господин Доронин, командование вермахта высоко оценило ваши заслуги перед великой Германией. Добытые с вашей помощью сведения помогли пресечь преступную деятельность нескольких вооруженных банд, орудовавших на занятой германскими войсками территории Белоруссии. Мне доставляет удовольствие вручить вам «Бронзовую медаль» и выразить надежду, что и впредь вы будете так же верно служить интересам Третьего рейха.
Герлиц достал из нагрудного кармана награду и прикрепил ее на китель замершего Доронина.
– В таких случаях принято что-то говорить. У вас в России, наверное, кричат «Да здравствует Сталин!» и клянутся быть верными идеям коммунизма. Здесь это, сами понимаете, несколько неуместно…
– Служу великой Германии! – сдавленным голосом произнес Доронин и попытался было выбросить руку в нацистском приветствии, но что-то его остановило.
– Хайль Гитлер! – согласился Герлиц, не сводя изучающего взгляда с агента. «И куда это у тебя, парень, рука потянулась? Переиграл или не справился с наработанным рефлексом?.. А внешность у тебя не арийская… Впрочем, если бы передо мной сейчас стоял белокурый молодец с картины Герхарда Кайля, я бы подумал, что в РСХА сошли с ума».
