— Позвонить, что ли, Юльке? — Игорь задумчиво
посмотрел на окна квартиры и достал из сумки телефон.
— Юль, ты дома?
— Дома.
— Одна?
— Одна, а с кем мне быть? — не столько удивилась,
сколько признала очевидное.
Игорь мог бы, конечно, ей сейчас прямым текстом
сказать, с кем ей сейчас быть, но решил не давить на больную мозоль.
— Я могу заходить? — уточнил.
— Можешь. Заходи! — Юлька ответила, и в этот момент
что-то громыхнуло у нее на заднем фоне. Девушка охнула и скинула звонок.
— Да что там еще? — Игорь рванул в квартиру.
А открыв дверь своим ключом, замер, услышав странный
звук: в квартире плакала девушка. Кроме Юльки плакать было некому.
— Юль? — Игорь пошел на звук.
Юлька нашлась на кухне, сидящей на полу, среди
валяющихся там же ложек, вилок, ножей и кухонного ящика, в котором они лежали.
Этот ящик открывался через раз с применением физической силы и пары заклинаний
на великом могучем. В конце концов Игорю это надоело, он его вытащил и
обнаружил, что там элементарно разболтался шуруп, держащий механизм выдвижного
ящика. Шуруп он вкрутил, и ящик с тех пор открывался легко и свободно. Вот уже
несколько дней, как легко и свободно. Юлька уже это знала. Знала, потому что и
открывала его, и даже ведь поблагодарила уже Игоря за то, что починил. Что же
сейчас еще могло случиться с этим многострадальным ящиком?
— Что случилось, Юль? Порезалась? Где? Покажи.
Юлька подняла на него глаза, полные слез:
— Я дернула его, а он… А он… — Юлька, не договорив,
судорожно вздохнула. Так плачут маленькие дети, всхлипывая и вздыхая, силясь
что-то сказать и не выговорив ничего членораздельного. Юлька плакала так же.
Игорь, бросив свою сумку на пол, не разуваясь,
подлетел к девушке. Юлька сидела, прижав руки к своей груди, и силилась что-то
сказать:
— Почему он так… со мной… Я же ведь… не сама… к нему…
первая…
Игорь присел перед Юлей на корточки, пытаясь
рассмотреть ее руки. Крови не было видно, и Игорь, попытался аккуратно разжать
руки девушки, взяв ее тонкую кисть, начал аккуратно отводить в сторону.
— Юль, покажи ручки. Где больно? — заворковал, как с
маленьким ребенком.
Так с ним ворковала тетка, когда он, будучи еще совсем
пацаном, упал с соседской яблони на свой же забор. Свои яблоки у них, конечно
же, тоже были, но кто ж не рвал соседских и непременно зеленых? Игорь тоже не
был исключением: полез, нарвал полные карманы, за что и получил заряд соли в
мягкое место от хозяина той яблони.
Упал Игорь тогда на удивление удачно, хоть и на забор.
Отделался лишь содранной кожей на боках да ссадинами на локтях. Сильнее потом
болело то самое мягкое место.
Игорь лежал под забором в крови от содранных боков,
поскуливая как щенок и боясь идти домой. Сосед бушевал за тонким забором,
потрясая винтовкой и призывая кары небесные на подкидыша, как он называл Игоря.
Так, в скрюченной позе, его и нашла тетка. Бока залечила, соль из мягкого места
отмочила и пошла ругаться с соседом и за винтовку, и за подкидыша.
— Никакой ты не подкидыш! Не слушай Степаныча, Гаюша,
он просто завидует, что у него из родных нет никого. У меня вот ты есть! —
приговаривала она, наглаживая племянника по голове своей теплой ладошкой. Своих
детей у тетки Шуры не было. — А мамка твоя не виновата, что такая непутевая
уродилась. Ты ж у меня самый родной и любимый.
Юля послушно разжала руки, позволив Игорю их
осмотреть. Обе ее руки были сейчас разведены Игорем чуть в стороны, и обе,
ледяные на ощупь и худенькие как веточки, были без видимых повреждений…
