– Лжец! – заверещал Зубатов.
– А что он украл? – спросил Гудков.
– Р-р-реквизит, – уши у Зубатова заалели.
– Но там разве не реквизит? – наивно удивился я и теперь уже мой указательный палец уставился по направлению в тёмный зев саквояжа.
– А что там? – заинтересовался Гудков. – Вытаскивай.
Зубков скрипнул зубами и принялся доставать пресс-папье, барометр, макулатуру. Последним был извлечён портрет Сталина и дырявый ботинок.
– Ну и что у тебя пропало? – удивился Гудков, – второй дырявый ботинок? И почему ты портрет Секретаря ЦК вместе с этим хламом хранишь, Виктор? Хочешь, чтобы проблемы у нас всех были?
Зубатов побледнел и посмотрел полным ненависти взглядом на меня. Проблем он не хотел. Гудков отобрал портрет и любовно пристроил его на стене избы, там, где раньше была икона, в красном углу.
– В общем, если сказать нечего, выметайтесь оба, – проворчал Гудков, – нам ещё репетировать. А ты, Капустин, ноги в руки и марш к Кларе, помоги ей с декорациями.
«То есть обед отменяется?», – подумал я злобно. Нет, в школе я пообедал, в сельсовете перекусил, кроме того, у меня в кармане был хлеб, который сунул мне Кузька и была заначка с экспроприированным у Зубатова продуктовым «реквизитом», так что дня два-три я точно не пропаду. Но это сейчас так, а вот что будет в последующие дни? Умирать с голоду я не намерен. Да и питаться всухомятку для желудка вредно.
Мы с Зубатовым вышли во двор.
– Я это так не оставлю, – зло прошипел он. Крыть ему было явно нечем.
– Всегда рад помочь товарищу, – бодро отсалютовал я, – Если ещё нужно будет принести какой реквизит, или отнести – обращайся, товарищ! Одну же работу делаем!
Зубатов зашипел что-то ругательное, а я отправился искать сперва Нюрку.
Нюрка нашлась на заднем дворике. Вместе с Люсей Пересветовой они выполняли танцевальный номер, который состоял из частых подпрыгивающих элементов с высоким поднятием коленок. На Люсины коленки, обтянутые трикотажными рейтузами, я аж залюбовался. Зёзик лихо аккомпанировал им на скрипке что-то дробно-цыганское.
– Чего тебе, мальчик? – спросила Нюра, когда они закончили танец и остановились отдышаться.
– Я насчёт обеда, – сказал я.
– Что? – вытерла пот со лба Нюра.
– Товарищ Гудков сказал, что ты дежурная и к тебе нужно обращаться насчёт обеда, – повторил я, – хотя скоро уже ужин.
– Я разве? – растерянно переглянулась Нюра с Люсей.
– Ну да, – задумчиво попыталась вспомнить Люся, обмахивая раскрасневшееся лицо платочком, – Клава же позавчера дежурила… вроде.
– Так будут меня кормить или нет? – я уже начал терять терпение от такого форменного бардака.
– Тебя ведь Гена зовут, да? – вспомнила Нюра, – ты видишь, мы сейчас репетируем, нам некогда, мы и так Зёзика еле уговорили, а ему же ещё свой номер репетировать. Ты подожди, мы закончим и потом тебя покормим.
– Да? – не повёлся я, – а долго ждать? И чем вы меня кормить будете? А вы-то сами что-то едите?
– Мы только утром пьем кофий и можем что-то днём перехватить, – пожала плечами Люся. – Нам же нельзя вес набирать. Но ты не беспокойся, у нас остался вчерашний кулеш, так что покормим. Приходи часа через полтора. А ужинами нас всегда в селе кормят, после представления.
Я хмыкнул и покинул негостеприимный дворик. Судя по звукам скрипки девушки продолжили репетировать.
Я умостился в тени от плетня, вытащил из кармана краюху хлеба и демонстративно принялся жевать чуть подсохшую уже безвкусную горбушку.
