– Енох, – важно надувшись, торжественно сообщил призрак скелета.
– Это что за имя такое?
– Так звали ветхозаветного святого! – проинформировал меня Енох. – Седьмое колено от Адама, между прочим.
– А меня – Генка, – сообщил я призраку имя хроноаборигена, в которого вселился позавчера. – Кстати, интересно, а ты давно здесь, Енох?
– Давно. Очень давно, – тоскливо прошелестел призрак.
– А наружу, во двор, выходишь?
– Увы, нет. Я привязан здесь. И моё существование ограничено стенами этой скорбной обители.
– То есть если завтра сельсовет снесет этот дом, то и ты исчезнешь? – уточнил я, и с подвыванием потянулся.
– Ну, рациональное зерно в твоих словах есть, Генка. Хотя и не совсем так.
– А как?
Призрак долго колебался, но в конце концов сказал:
– Здесь есть место, где я нашел свою смерть. Моя кровь когда-то пропитала доски. Понимаешь?
– То есть теоретически, если оторвать доску, то ты сможешь перемещаться вместе с нею? – заинтересовался я.
– Не знаю. Вряд ли, – забеспокоился призрак. – Ты явно что-то задумал, Генка.
– Да нет, я так просто спросил, – сказал я. – А вообще, я тут чуть больше недели поночую, и потом мы переедем в другое место, согласно графику. Так что не беспокойся, Енох. Твою тайну никто не узнает. Тем более, что кроме меня тебя больше никто не видит. А меня скоро здесь не будет.
Но призрак забеспокоился, замерцал. Очевидно, он долгое время уже находился здесь сам, и соскучился по нормальному общению. А тут появился я. Полноценный собеседник. И он аж воспрял. Но моё заявление, что я тут ненадолго, повергло его в шок. Я видел, что он остро боялся одиночества. Не хотел опять остаться сам в пустом ветхом доме.
Я прекрасно понимал, что творится у него в душе (если, конечно, у призраков души существуют. Ну или что там у них вместо этого), и не мешал. Пусть нормально отрефлексирует. Любое решение человек (или призрак) должен принять сам. Ну или должен думать, что сам.
Пока призрак предавался печальным размышлениям, я достал из торбы остатки колбасы, уже чуть подсохший хлеб, кое-как порезал всё это тупым перочинным генкиным ножиком и принялся за еду. Яйца и сало я пока ещё экономил, у них срок годности больше. Моментально нарисовался Барсик и прыгнул на импровизированный стол, который я соорудил прямо на полатях, где спал.
– Что, пришел, предатель? – упрекнул я его, – бросил меня тут наедине с этой нечистью, а сам слинял.
Барсик мой выпад оставил без внимания, натомись попытался цапнуть кус колбасы. Колбасу я не дал (самому мало осталось), правда потом таки пожалел наглую скотину и отрезал немного, а ещё дал хлеба. Барсик колбасу в два укуса сожрал и уставился на меня требовательным немигающим взглядом. Хлеб он демонстративно проигнорировал.
– Попрошу не выражаться и не оскорблять меня, – высокомерно заметил призрак.
– А что я такого сказал? – возмутился я, жуя колбасу. – Разве ты не нечисть?
– Нет, конечно же, – возразил призрак, – в иерархии потусторонних сущностей призраков как таковых не существует…
– Да ладно! Я в книгах читал про призраки!
– Жалкие писаки! – взорвался Енох, – Графоманы чёртовы! Один идиот когда-то ерунду написал, остальные подхватили.
– Так, а кто ты тогда?
– Это долго объяснять, – спрыгнул со скользкой темы Енох.
Ну ладно. Не хочет сейчас рассказывать – не надо. Всё равно выясню.
– Слушай, Енох, а почему ты не умер? Или ты умер?
– Сложный вопрос, – задумался Енох. Причём завис так надолго, что мне аж надоело ждать ответа. Поэтому я сунул в рот остатки колбасы, заслужив возмущённый взгляд Барсика и, торопливо пережёвывая, задал следующий вопрос:
