Аглая - страница 4

Когда Лара услышала мои мысли по этому поводу, она обозвала меня Богемой и, чтобы соответствовать своему прозвищу, я бросил серьёзную архитектуру и перевёлся к ней на курс истории искусств.

Однажды, мне попались на глаза фотографии Генриха Кюна, его работы походили на полотна художников-импрессионистов, такие же мягкие, нечеткие и такие манящие, словно они скрывали тайну. Этот австриец помог мне найти себя. Я стал фотографом. Я делал снимки в похожем стиле, постепенно вырабатывая свой, такой же мягкий, но чуток современней, добавляя резкость, как акцент, я научился превращать чёткую архитектуру в тени, находящиеся будто в эфире.

Лара поддерживала меня во всем, она даже каким-то образом ухитрилась устроить выставку моих работ в довольно престижном месте. Там, на этой выставке, я встретил двоюродную сестру Лары, которая приехала к ней на пару дней и осталась в последствии из-за меня. Я был влюблен по уши, так сильно…

– Мне жаль, что сестра так поступила с тобой, – вырвав меня из воспоминаний, произнесла Лара.

Когда я промолчал, она продолжила:

– Эй, Богема, с тобой ведь все в порядке?

– Да все нормально, – ответил я, с кривой ухмылкой.

– Тогда перестань уже пить, и возьмись за настоящее дело наконец.

– Но я ведь работал…

– Ты называешь те свадебные фотографии работой? Очнись!

И чтобы не слушать мои возражения Лара стремительно встала и, аккуратно спускаясь по каменному ковру, погрузилась в морскую пену. А я сидел и обдумывал её слова. Ведь и вправду, я начал всю эту канитель со свадебными фотографиями из-за того, что мне нужны были деньги, чтобы обеспечить себя и свою девушку. Дело шло так хорошо, что у меня даже не было времени оглянуться и посмотреть, что же вокруг меня происходит.

Но теперь, целительный морской воздух начал очищать меня изнутри. Сидя вот так на покрывале и глядя на синее море, я впервые за долгое время будто вздохнул полной грудью. Я не замечал ничего вокруг себя в этот момент, ни людей, ни гальки под собой, которая так и норовила сделать мне больно при каждом моем движении.

Мои глаза ловили лишь пенистые волны, бьющие о берег. Они словно прорывали невидимую преграду, те самые рамки, в которые я сам по своей же воле загнал себя. И с этого момента я решил для себя, что снова вернусь к своим заводским настройкам и снова попробую стать тем человеком, что когда-то мечтал.

Словно издалека, до меня донесся уже повеселевший голос Лары:

– Я же говорила, что здесь прекрасно. Тебе есть над чем поработать. Где твой фотоаппарат?

Вместо ответа я разразился громким хохотом. Я сам не ожидал такого от себя, но теперь я понимаю, что то была истерика.

– Я продал свой фотоаппарат.

– Но почему?

– Меня все достало.

– Тогда, вот как сделаем. У моей тети есть старенький фотоаппарат. Он очень хороший, я думаю, ты разберёшься с ним. Ну так что, идёт?

Пожимая плечами, я ответил:

– Ну хорошо, будь по-твоему. Но только, дай мне хоть денёк отдохнуть.

– Ладно. Зайдёшь тогда завтра ко мне, заодно и с тётей познакомлю.

– Что это за таинственная тётя то?

– Увидишь.

– Да она отличная, все знают Аглаю, – закончил наш разговор Арам.

Аглая… слыша это имя здесь, в таком месте, мне на ум сразу приходили три римские грации, три сестры, младшую из которых звали как раз-таки Аглаей. Я тогда подумал, быть может и она подарит мне вдохновение.

Веселенькая же Ларе предстала картина на следующее утро, как я посреди своей комнатушки торжественно стоял со шваброй в руке, будто то посох, и взирал вверх.