– Ф-фсё нормально. Никто на меня не ф-фоздейстфовал.
– И отрицает очевидное, – пробормотала толстуха. – Боюсь, я поспешила с прогнозом, лечение понадобится более основательное. Конечно, жаль, что мы только сейчас её обследовали, лучше бы на две недели раньше. Говорят, чем дольше держится внушение извергов, тем сложнее его снять.
– Нет никакого внуф-фения, ниче-фо не надо! – Ах, Вселенная, когда уже речевой аппарат придёт в норму?! Что за жёсткое седативное-то такое? – Послезаф-фтра за мной прилетят!
Мама и толстуха обменялись такими взглядами, что впервые по коже пошёл озноб.
– Милая, тебе надо вылечить руку. Какая учёба в Академии? Вот поправишься, там и поговорим, – проворковала она, поправляя покрывало и при этом ни разу не посмотрев мне в лицо.
Озноб превратился в иглы страха.
– Мам, не наф-фо меня лечить. У Космофлота отлиф-фная медицинская капсула!
– Почему ты так сильно стремишься туда вернуться? – Она наконец-то взглянула в глаза, вот только печаль на их дне мне совсем не понравилась.
Я могла бы ответить целой тирадой, почему именно хочу попасть обратно на КС-700, где хорошее питание и достойный оклад кадета не вошли бы даже в первую десятку пунктов, но я также осознавала, что вкупе с плохо слушающейся речью половина аргументов превратится в неразборчивую кашу. В итоге ответила коротко и по существу:
– Потому фто мне там нрафится!
Мама отпустила плед, легонько погладила по голове и сказала:
– Тебе, наверное, водички хочется. Сейчас принесу попить.
– Мне очень жаль, но случай действительно тяжёлый. Похоже, мы имеем дело с глубинным нейролингвистическим программированием с прогрессирующим эффектом. Надо найти что-то более сильное, чтобы нейтрализовать гипнотическую установку этих уродов, – озабоченно произнесла толстуха, поймав маму за рукав. – Вы же понимаете? Я обязана.
Бледная Ангелина вскинула испуганный взор на женщину:
– Может не стоит? Она полежит дома, отдохнёт, выздоровеет… – робко сказала мама.
– Сама – нет. У неё уже была вспышка агрессии, пациентка не понимает того, что больна. Пожалуйста, не препятствуйте, иначе мне придётся вызвать системную полицию. Случай серьёзный, вы же видите. Как только придёт в себя, мы её вернём домой.
Мама лишь всхлипнула и вышла из гостиной.
– Сто-о-ой! Мам, что происфодит?! – закричала я изо всех сил, но меня проигнорировали. Ангелина вздрогнула, но так и не вернулась.
Толстая тётка принялась интенсивно копаться в чемоданчике с эмблемой в виде голубой капли. Я почувствовала подступающую к горлу панику: меня никто не слушал, и даже собственное тело предавало, отказываясь повиноваться. Глаза защипало от накатившего чувства отчаяния и полнейшей беспомощности.
– Какая устанофка? Не нафо! Со мной фсё ф порядке…
– Я не хотела бы накачивать тебя наркотиками при твоём куцем весе, зайка, – перебила женщина, не обращая внимания на попытки пациентки подняться, – но эти бета-колебания – опаснейшая из вещей на свете. Люди сходят с ума от установок цваргов, эта раса с лёгкостью может поработить нас, если мы не будем сопротивляться хоть как-то. Иди-ка сюда.
Она замерла с огроменным шприцем надо мной. Плохо координируя тело, левой незафиксированной рукой я попыталась остановить эту больную женщину, но она с ловкостью сцапала моё запястье и загнула его с такой силой, что слёзы потекли по щекам.
«Не хочу никаких лекарств! Хватит наркотиков! Отпустите меня в Академию! Зачем я только сюда вернулась?» – билась в голове пульсирующая мысль.
