От монотонного покачивания кареты, везущей их в дом градоправителя, Юна уснула, положив голову на плечо матери. Агуста смотрела в окно невидящим взглядом и гадала, что же принесёт им завтрашний день. По щеке женщины скатилась слезинка, за ней ещё одна.
- С днём рождения, доченька, – прошептала Агуста, погладив безмятежно спящую дочь по щеке огрубевшими от работы пальцами. – Возможно, этот день рождения принесёт нам спасение… или погибель.
Юна пошевелилась, устраиваясь поудобнее, но не проснулась. Она в этот момент была очень далеко от Антирона, во сне вернувшись в то утро, когда собиралась на аттракционы.
3. Глава 2.
- Приехали! – разбудил меня выкрик кучера.
Выбравшись из кареты, мы оказались на большом, залитом лунным светом, дворе.
- Поторапливайтесь! – прикрикнул возница, отгоняя нас от кареты, чтобы увезти её под навес.
Мы стояли перед входом в огромный, намного больше, чем у господина Прожирани, дом или даже дворец!
- Подержи, – сказала мама, передавая мне свой узелок с вещами. – Схожу, разведаю, что к чему.
И мама смело пошла к двери. Я же держала наши вещи и боялась даже пошевелиться.
- А это что у нас тут за красавица? – спросил высокий парень, выскакивая у меня из-за спины, как чёртик из табакерки.
- Юнила, – представилась я.
- Родо, – ответил парень. – Я помощник конюха, а ты?
- А нас с мамой градоправитель собрался кому-то подарить, – призналась я.
- Ух ты! И кому же? – заинтересовался Родо.
- Я точно не знаю, но вроде бы какому-то амнистанцу, – пожала плечами.
- Везунчики, – протянул парень.
- Почему? – спросила я, поглядывая на дверь, за которой скрылась мама.
- Так у них же невольников нет! Вас подарят, а новый хозяин отпустит, – пояснил помощник конюха.
Отворилась дверь, из неё выглянула мама и позвала меня.
- До встречи, Родо, – попрощалась я и побежала к ней.
Нам выделили почти такую же комнатку, в какой мы с мамой жили у господина Прожирани. Две узкие грубо сколоченные кровати, один стул, стол и два сундука у кроватей. Здесь только окно было чуть больше, чем в нашей прежней каморке. Но вид из него был такой же – на стену заднего двора. Нам ничего не объяснили, не сказали что делать, просто оставили в комнате до распоряжений господина.
- Ложись спать, Юна, – проговорила мама, укладываясь на кровать прямо в одежде.
Я поступила точно так же, но спать совсем не хотелось. В душе, словно отголосок из детства, поднималось предчувствие чего-то волшебного.
- Мама, – позвала я.
- Ммм? – вопросительно промычала она в ответ, даже не повернувшись.
- Как думаешь, у нас всё будет хорошо? – спросила взволнованно.
- Спи, – приказала мама и добавила чуть позже на нашем родном языке. – У нас обязательно всё наладится.
Мы очень редко говорили на родном языке. Господин Прожирани сильно бранился на это, и мама только изредка заставляла меня повторять слова, чтобы я не забыла речь недосягаемой родины. Родинарский язык стал моим родным, маме же пришлось трудно в первые годы невольничьей жизни. Она два года училась и только после того, как разобралась с письменностью, стала вести бухгалтерию господина, до этого же ей давали самую тяжёлую работу по дому, а из меня в то время помощница была плохая, и маме приходилось работать за двоих, чтобы меня не продали в подмастерья.
Так я и уснула, заблудившись в воспоминаниях о днях, когда была ребёнком без детства.
Утром нас разбудила грубая женщина, назвавшаяся Донатой. Она принесла новую одежду и велела помыться.
