– Что это? – заорала она. Никогда еще мое творчество не было столь популярным! Я, конечно, не профессионал, но столь повышенное внимание меня явно смущало.
– А ну быстро извинилась перед всеми! – завопила историчка, – Встала и извинилась!
Я выхватила у нее из рук тетрадь, взяла ручку и через пару секунд продемонстрировала свой ответ.
– У меня на родине этот шалашик называется «фигвам», – сказала я, передразнивая Шарика из Простоквашино, – Делайте выводы.
Тут ей бы следовало задуматься, а потом философским голосом кота Матроскина изречь, мол, мы ее на помойке откапали, помыли, почистили, а она нам «фигвамы» рисует, но тетка, по-видимому, смотрела совсем другой мультик, поэтому выдала многообещающее:
– Ну, погоди!
И рассержено поцокала к двери. Я пыталась понять, это была рысь или трусца? Ну, хорошо, что не лягнула меня копытом!
В аудитории, где кроме меня находилось человек двадцать, раздался шепот:
– Что сейчас будет… Мне уже страшно… Да он ее убьет! Меня бы убили на месте!
Ну что, господа, все запаслись попкорном? Можете уже начинать им хрустеть. А я, возможно, увижу первого мужчину в своей жизни, который умеет держать свое слово! Или снова разочаруюсь в сильном поле!
Дверь открылась, и на пороге появилась разъяренная и злобная Лошадка и мой унылый учитель, невозмутимый, как патологоанатом с двадцатилетний стажем. Нет, Тетя Лошадь определенно может и мертвого из могилы поднять, раз ей удалось разрушить столь крепкие узы между моим Лордом и креслом!
– Вы только полюбуйтесь! Сидит студентка, рисует срам какой-то! – заорала она, выхватывая мою тетрадь и тыча ею ему под нос, очевидно имея в виду, ЧТО именно я положила на ее историю. Зрители просто разучились дышать, от волнения. Что же он со мной сделает? Расчленит? Четвертует? Вздернет на рее? Схватит за ухо и выведет из аудитории, а потом пропишет выговор с занесением грудную клетку?
Лорд молчал.
– Вот что это? Что это, по-вашему? – распиналась Лошадка, тыкая ему в лицо моей белкой.
– Морда какого-то зверя… Вот два глаза, вот нос, – пожал плечами Лорд, – Вы вызвали меня сюда ради этого?
Сняв очки, протерев глаза, потом протерев запотевшие очки, Тетя Лошадь, стала близоруко щурясь присматриваться к белке. У меня сейчас такое чувство, что я сдаю экзамены в художественную академию. Зная историю нашего мира, один молодой художник из Германии с неблагозвучной фамилией тоже был не понят ценителями искусства, затаив обиду на приемную комиссию. Жизнь показала, что экспертам следовало бы приглядываться к его картинам изо всех сил, пока парень не передумал и не ушел в политику.
– И кто ей разрешал себя так вести себя на лекции? Это же неуважение к истории!– заорала Лошадка, швыряя мою тетрадь на пол. О! Сейчас мне так и хочется крикнуть: «Здесь есть доктор? Срочно нужен доктор!». Тетю сейчас кондратий хватит.
– Пусть делает, что хочет, – повторил мой куратор, бесцветным голосом. Судя по выражению лица исторички, идея пожаловаться высшей инстанции на высшую инстанцию все-таки промелькнула в ее голове, но тут же была отметена как равносильная самоубийству, но ей очень хотелось отобрать пальму первенства у Колиной мамы, поэтому она пошла в наступление:
– Так вот, пока я не увижу вашей росписи, я не позволю ей посещать мои занятия! – заорала она, явно желая увидеть позорную экзекуцию.
– Где расписаться? – спросил лорд. Я встала с места, продефилировала к учительскому столу, схватила книгу жалоб и ручку и пошла в сторону моего Лорда. Он молча взял у меня из рук ручку, поставил размашистый автограф в тетрадке и хлопнул дверью. Я была так к нему несправедлива!
