Коляска подкатила к гостинице и плавно остановилась. Альфред протянул кучеру плату вместе с хорошими чаевыми, и после, поблагодарив, сказал, что тот может быть свободен.
Пройдясь вдоль квартала вперед и назад, он остановился на пороге гостиницы. Оглядевшись еще раз, и убедившись, что хвоста нет, Альфред ступил вовнутрь довольно обширной, но несколько мрачноватой прихожей. На него никто особого внимания не обратил: гостиница была самая заурядная, из дешевых, не видавшая ремонта уже, поди, много лет. Относительно того кто приходит и кто уходит – здесь, похоже, никому дела не было. Весьма пожилой консьерж дремал у себя за конторкой, и лишь изредка просыпался, вздрагивая, когда кто-то из постояльцев швырял ключи на его бюро. Альфред, ничего не спрашивая, стал подниматься по скрипучей истоптанной лестнице, опираясь на липкие перила. Бордовая ковровая дорожка, покрывавшая лестничные марши давно выцвела, и местами в ней даже зияли дыры. Освещение и вовсе было скуднее некуда: лишь на поворотах кое-где горели подвешенные на крюках керосиновые лампы. Третий этаж был последним, и, видимо, самым дешевым. То там, то тут за дверями раздавались пьяные крики, где-то, похоже, дрались, и во всем коридоре стоял неизбывный смрад табачного перегара и еще какой-то кислятины.
Комната за номером тридцать два была по левую руку от просторного эркера, в который вела лестница, и из которого затем в стороны расходились коридоры. Альфред нажал на кнопку предохраняющую стилет от случайного раскрывания. После еле слышного щелчка, лезвие высунулось из трости на толщину ногтя. Альфред тихо подошел к двери и постучал, но не условным стуком, а первым пришедшим в голову – три легких удара, разделенных короткими паузами, и затем – двумя длинными. За дверью тотчас послышалась какая-то возня, и затем дверь открыл смуглый человек, вовсе не похожий на того испанского боцмана, с которым Альфред недавно разговаривал.
– Входите, входите, прошу вас…– сказал человек. – И побыстрее, я уже начал меняться, как видите.
Альфред ступил внутрь весьма убого обставленной, но довольно чистой комнаты, которую, очевидно и снимал человек, утверждающий, что он Маркус. Также как и все прочие помещения гостиницы, комната была освещена лишь керосиновой лампой, фитиль которой был убран почти до самого края.
– Я могу присесть? – спросил Альфред.
– Что вы спрашиваете, дружище! Разумеется, садитесь, где вам будет угодно!
Альфред уселся за стол, и, положив стилет на колени, снова взглянув на человека. Хозяин номера снова изменился настолько, что Альфред чуть, было, даже не вскрикнул, и теперь он был абсолютно не похож на того, который открывал дверь. Теперь это был довольно пожилой господин, с вытянутым небритым лицом, седоватыми бакенбардами и очень печальными глазами.
– Как это происходит? – едва сумел выдавить из себя вопрос Альфред.
– Я бы сказал – скачками, – спокойно ответил пожилой господин, – причем, очередные изменения происходят через разные промежутки времени. Одним словом – процесс весьма спонтанный.
– Вот как? – Альфред действительно был не на шутку удивлен.– А как вы знаете, что трансформации прекратились? Я имею в виду, ту фазу, когда вы превращаетесь в кого-то, а не обратно в себя.
– Ну, как вам сказать. Я ведь все-таки стремлюсь прийти к некоторой желательной внешности. И каких-то черт мне все-таки добиться удается, пусть и ценой гигантского напряжения. К слову, портретного сходства с желаемым образом не мог добиться и сам мэтр де Вилланова.
