«У меня после тебя много чего было…» – прищурился я.
«Ну вот, а говорил, что любишь только меня! Обидно, черт возьми – ведь я из-за тебя, можно сказать, счастьем своим пожертвовала!» – не переставая улыбаться, пропела она.
«Да что ты говоришь?! А что же ты перед тем как жертвовать, со мной не посоветовалась, а?! Что же ты сразу к другому в постель прыгнула, а?!» – издевательски процедил я.
«Времени не было, Юрочка, времени… – невозмутимо смотрела она на меня уже без улыбки. – Не уступи я ему, убил бы он тебя…»
«Да ну! Так уж и убил бы?!»
«Так уж и убил бы…»
«Ну, убил бы и убил, тебе-то что!» – раздраженно воскликнул я.
«Как – что?! И как бы я с этим жила?!»
«Молча! Вон, мы три года не виделись, а ты веселая, довольная и замуж собираешься… Так что брось мне эти сказки рассказывать! Незаменимых мужиков не бывает!»
«Дурак ты!» – подобралось и отвернулось к окну ее лицо.
Короткий разговор наш, словно пустая вагонетка, шумно и стремительно прогрохотал по колее, которую мы, как оказалось, все эти три года молча и ожесточенно тянули навстречу друг другу. Прогрохотал и застрял. Подождав, я спросил:
«И как же твой Леха тебя отпустил?»
«Нашелся один, который ему рога обломал…»
«А я бы не обломал?!»
«А ты бы не обломал…»
Я шевельнул желваками, и она сказала:
«Не обижайся, но он на шесть лет тебя старше, и вообще…»
Я тут же вспомнил наш первый разговор на пляже, когда она, снисходительно усмехнувшись, сказала: «А ты еще маленький…», и мне вдруг до зубовного скрежета захотелось ее унизить. Нехорошо улыбнувшись, я сказал:
«А ведь ты меня обманула…»
«То есть?» – взглянула она на меня с недоумением.
Подавшись вперед, я криво усмехнулся, понизил голос и напомнил ей о том, чему не придал поначалу значения, и что моя обида открыла мне много позже:
«Ну, эта твоя кровь в наш первый раз… Ведь ее не должно было быть… Интересно, как это ты умудрилась?»
Она заметно покраснела, откачнулась и, справившись с замешательством, спокойно произнесла:
«Ничего особенно… Надо было только день подгадать…»
«Что и требовалось доказать! А ты мне все – любовь, да любовь!» – смотрел я на нее с язвительной усмешкой. Она вскинула на меня отчаянный взгляд и собралась что-то сказать, но передумала и, нахмурившись, уставилась в окно.
Говорить больше было не о чем, и оставшиеся до Москвы пятнадцать минут мы провели, пряча глаза и хмуря брови. Выйдя из вагона, мы молча проследовали через вокзал и вышли на улицу. Тут она остановилась и повернулась ко мне.
«Я скоро перееду в Москву, и мы с тобой, наверное, больше не увидимся. Прошу тебя, не думай обо мне плохо. Я всегда тебя любила и все, что делала, я делала для тебя. И еще я очень хочу, чтобы ты был счастлив!»
Ткнувшись губами в мою щеку, она повернулась и ушла, а я поспешил на свидание с Ирен, успокаивая взбаламученное подземное море чувств, которое все это время, как оказалось, было ворчливо и неспокойно.
С тех пор мы не виделись восемнадцать лет. И вот как-то в мае девяносто восьмого я приехал проведать родителей, и мать мне сказала:
«Можешь себе представить, кто тебя искал?»
«Кто?» – не удивился я: меня всегда кто-нибудь искал.
«Наташа!»
«Какая еще Наташа?» – теперь уже удивился я, отыскивая в памяти знакомую женщину с таким именем.
«Ну, Наташа, с которой ты в школе дружил!»
Насколько тесно я с ней дружил, мать так никогда и не узнала.
Оказалось, что Натали заявилась к ним собственной персоной – шумная, богатая, нетрезвая, и после ахов и охов дала матери номер своего телефона, наказав, чтобы Юрочка обязательно ей позвонил.
