Прочное, не допускающее ни малейших сомнений доверие установилось между нами. Нина превратилась в стройную, обворожительную красавицу, неподдельной скромностью лишь усугублявшую свою, прямо таки, роковую привлекательность. Я смотрел на шальных, повизгивающих одноклассниц, и мне хотелось поскорее оказаться рядом с Ниной. При встрече я торопился ее поцеловать, подтверждая тем самым нерушимость моего чувства. В ответ она смущенно улыбалась.
Завершилась выпускная суматоха, и я, явившись к Нине домой, сообщил ее отцу и матери, что намерен жениться на их дочери. Безусловно, что-то подобное они предполагали когда-нибудь услышать, но все-таки не так рано. И мне было отказано. И тогда я объявил своим родителям, что их сын готов стать мужем, а если потребуется, то и отцом. Поднялся большой переполох. Родители встретились, усадили нас рядышком, допросили и, убедившись, что интересные обстоятельства отсутствуют, облегченно вздохнули и разрешили нам пожениться через год. Резоны при этом приводились самые убедительные: Нине надо окончить училище, а мне закрепиться в институте. Другими словами, они не нашли ничего лучше, чем отложить жизнь на потом, поручив ее течение безответственной воле таинственных сил. Я согласился только потому, что дрогнула Нина.
Итак, она продолжила учебу, я поступил в московский институт, и мы стали привыкать к изменившимся обстоятельствам. Мои местечковые горизонты одним махом раздвинулись, открыв мир взрослых соблазнов и удовольствий. Я с ними справился, и летом следующего года вновь потребовал у ее родителей руки их дочери. На этот раз они, повздыхав, согласились. Мы подали заявление, и на сентябрь была назначена свадьба.
Радость моя! Ты помнишь эти солнечные, замирающие, предсвадебные дни и нас, полной грудью вдыхающих их один за другим?! Оба невинные и непорочные, мы мечтали добраться до райских яблок и вкусить запретный плод. Ты помнишь, моя недотрога, цветные подробности брачной ночи и как это было?
Ты отправила меня, изнывающего, в спальную и велела не подглядывать. Потом неслышно вошла, стряхнула с себя в темноте шелковые искры, легла, прижалась ко мне и замерла, словно моля о пощаде. Я обнял тебя, оглушенный и блаженный, и затих, не смея разорвать боязливые оковы и надругаться над твоим стыдом. Так мы лежали, привыкая к новой коже и обмениваясь приступами дрожи, пока ты не откинулась на спину и не потянула меня за собой. И я припал к тебе, и тогда в торжественной тишине легко и просто свершилось великое таинство: мы познали созидательную судорогу любви. Наконец-то мы были изгнаны из рая и отныне принадлежали только самим себе!
Среди наших друзей мы были первыми молодоженами. Нас порицали за поспешность, нам сулили скорое разочарование. Выйти замуж в восемнадцать с половиной лет – это почти нормально, но жениться в этом возрасте – это неслыханная глупость! На что рассчитывает невеста?! О чем думает жених?! «У них, видите ли, любовь!» – усмехались некоторые, произнося «любовь», как «любофь» – с насмешливым «фи». Откуда им было знать, что мы с тобой каждый день разоблачали их любовь – ту, что была до нас, и созидали свою – ту, что невозможно выразить словами, а только музыкой двух трепетных роялей.
Ты слышишь, моя хорошая, певучее трезвучие нашей жизни? Ты блестяще исполнила свою партию и родила мне двух сыновей. Мы столько лет вместе, а ты по-прежнему улыбаешься мне так же смущенно и нежно, как и тридцать с лишним лет назад, когда я впервые тебя увидел. Ты знаешь: я делал все для того, чтобы даже в самые тяжелые времена вы ни в чем не нуждались. За все время я ни разу не сфальшивил и не нарушил стройную гармонию нашей симфонии. Что нам гибель империи и региональные конфликты! Ведь у меня есть ты, а у тебя есть я, и впереди у нас – целая вечность!
