Актуальные проблемы Европы №1 / 2017 - страница 20
Что же касается внешнеполитических воззрений ближневосточных «левых», то они вполне укладываются в уже известную схему, основанную на двух главных постулатах – необходимости политического объединения и продолжении борьбы за освобождение от западных колонизаторов. То есть в международном плане арабские националисты и социалисты (грань между этими двумя доктринами весьма зыбкая, а порой и не прослеживается вообще) фактически остались приверженцами парадигмы, разработанной еще мусульманскими богословами раннего Средневековья. Отличие состоит лишь в том, что общее государство, с точки зрения «левых», должно объединять не всех мусульман, а только арабские народы. В данном случае не стоит обращать внимание на то, что «левая» парадигма утверждает необходимость построения светского государства. В арабском политическом контексте ни в коем случае нельзя отрывать религию от политики. И социалисты, и коммунисты – выходцы из арабских стран – неизменно подчеркивали, что их концепции коренным образом отличаются от «вредоносных» западных идей, навязывающих мусульманам чуждую секулярную идеологию.
Арабские «левые», в отличие от своих европейских и американских коллег, всегда отмечали связь своей идеологии с религией. Именно эта связь делала их учение (на самом деле, крайне эклектичное) оригинальным, исконно мусульманским. Даже самый радикальный из арабских «леваков» М. Каддафи назвал ислам в качестве одного из трех основополагающих принципов своей «третьей мировой теории» (наряду с социализмом и национализмом).
Конечно, возникает серьезное искушение объявить арабский социализм порождением советской системы – в том смысле, что только благодаря помощи извне «левая» доктрина в исламском мире просуществовала такое долгое время (период ее «господства» на арабском Востоке можно, с определенной долей условности, отсчитывать от египетской революции 1952 г. и заканчивать, вероятно, 1987 г., когда от социалистических концепций начал отказываться самый яростный их приверженец – М. Каддафи). Однако подобная постановка вопроса не совсем верна. Да, социалистический лагерь установил весьма теплые отношения с «арабскими товарищами», тем самым включив их в систему «биполярного мироустройства», но произошло это далеко не сразу, и тот же Египет всегда позиционировал себя не только как союзник СССР, но и как один из основоположников Движения неприсоединения: не случайно до первого визита Г.А. Насера в СССР, состоявшегося в 1958 г., в Москве к «первому арабскому социалисту» относились крайне сдержанно и даже с подозрением (см., напр.: [Примаков, 2012, с. 76–81]). Что уж говорить о Ливийской Джамахирии, главе которой приписываются слова: «Что Киссинджер, что Косыгин – разницы нет. Оба враги» (цит. по: [Бартенев, 2009, с. 37]). Между СССР и исламскими социалистами был заключен временный союз, от которого последние стали постепенно отказываться после 1972 г., когда выяснилось, что развивающимся экономикам молодых государств требуются значительные инвестиции (в первую очередь, это касалось Египта, который в 1976 г. разорвал Договор о дружбе с СССР; позже, после смерти Хуари Бумедьена в 1978 г., по тому же капиталистическому пути двинулся и Алжир).
Объединение на традиционных основах долгое время виделось арабским «левым» как вполне состоятельный перспективный цивилизационный проект. Однако на практике воплотить его они так и не сумели. Ближе всего к реализации этой идеи подошли египетский президент Гамаль Абдель Насер и сирийские баасисты Мишель Афляк и Салах ад-Дин Битар, создавшие в 1958 г. Объединенную Арабскую Республику (ОАР). Это, в общем-то, искусственное квазигосударственное образование просуществовало около трех лет, а потом было разрушено в результате военного переворота (28 сентября 1961 г.), организованного сирийскими военными.