Аквариум как способ ухода за теннисным кортом - страница 3

Когда я пошел в школу, куда ходили и Алексей, и Андрей, она, по счастью, уже давно не была мужской. В первом классе ко мне на день рождения пришел весь класс и был грандиозный праздник. Но со второго класса школу неожиданно сделали английской, и почти весь класс сменился. То, что эта школа была привилегированная, не особенно ощущалось. По-моему, она была просто нормальная. Хотя мне трудно судить, я никогда не ходил в другую. К нам часто приезжали иностранцы, которые дарили жевательную резинку и, если повезет, шариковые ручки. Один раз они привезли пластинку Beatles – Help!. Как-то на большой перемене, когда я был дежурным по классу и остался вытирать доску, зашли старшеклассники и поставили эту пластинку на проигрыватель. Я, ничего не подозревавший, от первых же звуков совершенно потерял чувство ориентации. Это было нечто такое, чего я ни до этого момента, ни долгое время после не испытывал. Это было ни с чем не сравнимое ощущение радости, как будто жизнь вдруг приобрела какой-то смысл. Безмятежность детства была нарушена, хотя я ничего не запомнил, только слово «Help». Перемена кончилась, и пластинка была водружена за стекло в кабинете завуча. Я пытался поделиться своей радостью с дружками и был приятно удивлен, когда Андрей Колесов написал мне имена тех, кто будет в этой жизни значить для меня больше, чем всё, с чем мне придется соприкоснуться. Оказалось, что у кузины Андрея уже давно есть пластинка Beatles For Sale. Чуть позже к дискам в школьном шкафу присоединились Beatles – Oldies, But Goldies и Rolling Stones – Between The Buttons, и мы находили благовидные предлоги, чтобы зайти в кабинет и посмотреть на них через стекло. Чуть позже эта музыка неизменно звучала на всех школьных вечерах, и педагоги нисколько не были против. Еще, говорят, была пластинка Hair, но нам ее никогда не показывали, опасаясь за нашу нравственность. Как-то приехали финские школьники, и вместо урока нас повели в актовый зал, и все танцевали Летку-Енку. Это было очень здорово, потому что казалось абсолютно современным и хотя бы на короткое время давало ощущение того, что где-то есть другая жизнь.

В школе был хор, в котором мне всегда отводилась роль запевалы, хотя я считал это фантастической глупостью. У нас было трио солистов – Сережа Алексеев, Сережа Резников и я. Мы с хором пели песни про то, как:

Как-то раз мы пели на смотре школьных хоров в Капелле. А потом нас троих таскали по каким-то жилконторам и советам ветеранов, где мы в белых рубашках и красных галстуках пели Бухенвальдский набат и Хотят ли русские войны? и про то, как Нас оставалось только трое на безымянной высоте. Ветераны умилялись. Но, слава богу, у нас переломились голоса, и нас оставили в покое.

Примерно в то время, когда я впервые услышал Help!, Алексея забрали в армию. Бабушку разбил паралич, и мать полностью посвятила себя уходу за ней. Была осень, и на ноябрьские праздники мы всей семьей отправились на машине на дачу убирать листья. Но на обратном пути случилась беда: отец сбил велосипедиста. Это было очень страшно, поскольку я сидел на переднем сиденье и отчетливо его видел, отец же его не заметил. По счастью, велосипедист остался жив и даже ничего не сломал, но приехали гаишники, и нас отправили на медицинскую экспертизу. Выяснилось, что у отца отключилось периферийное зрение и что он уже давно болен. Он совсем сник, его положили в больницу на обследование, подозревая опухоль мозга. Мать сделала вызов Алексею, который тогда служил в армии, и ему дали отпуск. Под Новый год нас привели к отцу в больницу, и получилось так, что мы пришли прощаться. Через день он умер. У него оказался рак легких. Алексей уехал дослуживать, и наша жизнь стала входить в новую колею. Мне было двенадцать лет. Почти сразу мы ощутили недостаток средств. У нас никогда не было никаких сбережений. Матери нужно было устраиваться на работу, но еще ей нужно было ухаживать за бабушкой, которая так и не была прописана в Ленинграде и не получала пенсию. Нам с Андреем назначили пособие по 70 рублей, а матери как жене ученого через полгода от Арктического института выхлопотали персональную пенсию в размере 50 рублей. Я еще не совсем понимал, что такое деньги, но постепенно почувствовал, что жить нам стало гораздо труднее. Неожиданную активность проявила Нонна: она стала притязать на «наследство», рассчитывая на площадь в квартире, машину и дачу в Белоострове. Дача же являла собой времянку и сруб только начатого дома. Это было крайне неприятно, но матери удалось продать машину по доверенности и тем самым избежать раздела имущества. Денег за машину хватило на то, чтобы рассчитаться с долгами. Мать беспокоилась, что не сможет платить за музыкальную школу, но как-то все образовалось. С квартирой и дачей дело заглохло само собой и до суда не дошло, хотя я не видел никаких оснований для судебных разбирательств.