– А старая?
– Тебе какая радость? В Зыбь отвел. Надоела, больно умная стала. Только у меня разговор короткий. Выпендриваешься – прощай.
Да, подумал Гриб, есть такая практика, чуть что – сразу в Зыбь. Был человек – нет человека. Он так не смог бы. Даже когда он был очень сердит на Меку, он шел к Зыби сам. Один. Как к берегу реки, к зеркалу, к самому себе.
– Тогда у меня вопрос, – сказал Гриб, качнувшись. – Элементарное соображение. Зачем обладателю, как ты говоришь, пальца понадобилась вдруг твоя овца? Это какая-то особенная овца?
– Да нет, – сказал Эппиль. – Обычная.
– Тогда почему он ее раздавил? – продолжил отстраненно размышлять Гриб. – Она была опасна? Или потенциально опасна? Сам понимаешь, пальцы без причины с неба на овец не падают. Первый случай, если не ошибаюсь. Тогда получается, чем-то она обладателю пальца очень не понравилась. Но чем? Какой у него был мотив для того, чтобы расправиться с твоей овцой, Эппиль?
Фермер ткнул пальцем в небо, чуть ли не в мутное красное солнце, похожее на воспаленный глаз.
– Это все к нему, к высшему существу. Я его мотивов не знаю.
– Но, получается, даже твоя жена подтвердить твои слова не в состоянии.
Эппиль привстал. Столешница даже скрипнула под его ладонями, когда он в нее уперся и навис над собеседником.
– Вижу, ты мне не веришь, Гриб. Но что ты скажешь насчет загона? Я его выломал? А насчет овцы? Это я ее что ли распотрошил – ноги в стороны, кишки наружу? А выемка? Это я ее подкапывал, чтобы она выглядела, как след пальца?
– Нет, здесь ты прав, – сказал Гриб.
– Именно.
Сердито посопев, Эппиль сел на место.
– Что-то странное имело место, – сказал Гриб, взяв паузу. – Но что? Действительно ли палец, а не, скажем, атмосферный столб? И какой это несло смысл, если, по-твоему, имело место вмешательство высшего существа? Может, это знак был тебе, Эппиль?
– Какой знак?
– Не знаю. Что, если палец в тебя метил?
Несколько секунд Эппиль катал глоток чая во рту и буравил Гриба задумчивым взглядом.
– Нет, не Вотун ты, – с огорчением сказал он. – Я-то пальцу зачем?
– А зачем тогда овца?
– Затем, что она лежит там, а я с тобой здесь лясы точу! Был бы я нужен пальцу, он бы, наверное, не отступился.
– Овца, – произнесла вдруг Вея.
– Во! – Эппиль громко чмокнул жену в щеку. – Заговорила! То свистела-попискивала, а тут целым словом разродилась. Тоже скажешь, что и здесь без умысла не обошлось? Может, это тебе знак, Гриб?
– Не уверен.
– А ты подумай, – фермер поднялся. – Я траву дергать пошел. Вея!
Жена Эппиля широко улыбнулась Грибу и, легко перескочив скамейку, отправилась за мужем к грядкам.
– Понятно, что ничего не понятно, – сказал Гриб, оставшись один.
Несколько секунд он сидел неподвижно, глядя на черное варево в чашке, потом допил чай и закусил его травой. Как учил Вотун, он мысленно стал разбирать происшествие на составные части. Где: ферма Эппиля, загон около дома. Что: гибель овцы в результате необъяснимого случая. Свидетели: Эппиль, возможно, его жена. Иных свидетелей нет. Ночь. Фермы отстоят далеко друг от друга. Свидетельство: свечение, палец с неба, гибель овцы посредством действия гигантского пальца.
Гриб сдавил виски ладонями.
Господи, подумал он, какой ерундой я занимаюсь! Зачем? Для чего? Чтобы потом вызвать виновника в суд? Его скрючило от стыда, от собственной глупости, от того, что осмысленней, наверное, выглядела та узкая будка с узким окошком, что встретилась ему по пути. По крайней мере, она была результатом созидательного труда. Гриб ткнулся лбом в столешницу, сплющил нос. Изо рта его вырвался всхлип.
