Все мои последующие вопросы отпали. Я понял, что вовсе не разбираюсь в жизни. Мне казалось, что в его возрасте дети говорят какие-то примитивные слова и играют не заумными игрушками. А оказалось, что все намного серьезней. Я попросил его рассказать, где он учится, и он рассказал мне про свои уроки в младшей школе. Я попросил его рассказать мне о том, как он проводит время с мамой. И он подробно рассказал мне о том, как они с Реей ходили несколько дней назад кушать мороженное, а сегодня мама была весь день дома. Но они не играли, как обычно, потому, что Рея заболела. Затем, я попросил его рассказать, что он делает, когда Реи нет дома, что делает с Мисси. И он мне так же подробно и воодушевленно рассказал о том, как они занимаются и играют, как она забирает его со школы и ведет на тренировки. Но я так ничего и не узнал об их жизни. Я услышал, как они провели эту неделю, но не более того. Радость от общения с сыном сменилась тревогой, ведь я видел его всего несколько раз в жизни, а он уже ходит в школу и употребляет в речи обороты, не характерные детям. В его жизни есть масса чужих людей, которые проводят с ним намного больше времени, чем его отец. И эти люди влияют на его мир, формируют нравы и принципы, его кредо. Это делают чужие люди, которые стихийно приходят в его жизнь, и уходят. А я – его отец – не имею к этому никакого отношения. Какой позор.
Я выпал из размышлений, когда Даррелл теребил меня за рукав. Я взглянул в его глаза: они пытливо смотрели на меня, не подозревая ничего неотвратимого, без укоров и злости. Его глубокие темные глаза смотрели открыто и доверчиво.
– Как это называется? – спросил он, продолжая указывать пальцем в окно.
Я обернулся к окну, но ничего не увидел.
– Что там было? Я не вижу ничего.
– Уже нет. – ответил он, зевая
– Даррелл, тебе пора спать, мне кажется. – сказал я, глядя на часы. Крылья веселой совы-профессора показывали четверть одиннадцатого.
– Да, уже пора. – ответил он.
Почистив зубы перед сном, и сменив пижаму, он залез в кровать, предварительно подбив себе подушку. Я сел на пол у его кровати.
– Расскажи мне историю перед сном! – сказал он, устраиваясь поудобнее на подушке.
– Я не знаю сказок. Мой отец мне не рассказывал их.
– А твоя мама? – спросил он.
– У меня не было мамы. – ответил я.
– Как это? – удивился он.
– Она заболела и умерла, когда мне было три года.
– Моя мама тоже заболела… – испуганно сказал Даррелл, и его глаза стали еще больше. Я понял, что сболтнул лишнего.
– Не волнуйся, малыш, все болеют. Твоя мама простыла – в этом нет ничего страшного. Ей нужен теплый чай и твоя любовь. – ответил я, гладя его по голове. Непроизвольно на моих губах появилась ласковая улыбка, и, должно быть, это успокоило его. Он улыбнулся в ответ. Это было приятное и теплое чувство, ни с чем в мире не сравнимое.
– Пожалуй, я могу кое-что рассказать тебе. Я знаю пару интересных историй, но их нельзя рассказывать всем. Ты сможешь сохранить секрет? – предложил я, придумывая нашу с ним маленькую тайну.
– Смогу. Рассказывай! – обрадовался он.
– Жил себе сокол. Звали его Акелла. – начал я рассказ. Сложил ладони в птицу и подставил их на свет ночника. На стену упала тень парящей птицы. Даррелл с интересом уставился на нее.
– Однажды он встретил другого сокола – девушку. И вместе они летали и охотились, плыли по просторам небесной синевы, купались в нежных лучах солнца, и влюблялись. – я обратился к сыну – Ты поможешь мне? Сделай вторую птицу так же, как я. Да, вот так.
