– Вот и отлично.
Жан-Люк резко убрал балисарду в ножны, а я осторожно подошла к нему. Он не посмотрел на меня.
– Если я еще раз увижу подобные выходки, я лично попрошу отца Ашиля лишить зачинщика звания шассера, – тихо пообещал он. – Мы выше этого.
Фредерик с отвращением сплюнул. Жан-Люк взял меня за руку и повел в оружейную, но не остановился там. Он вел меня все дальше и дальше, и наконец мы пришли к чулану у кухни. С каждым шагом Жан выглядел все более взволнованным. Молча он подтолкнул меня в чулан. Сердце у меня ушло в пятки.
Ради приличия дверь Жан до конца не закрыл.
Он выпустил мою руку.
– Жан…
– Мы же все обговорили, – произнес он и устало потер лицо. – Договорились, что ты не будешь упражняться с другими шассерами. Договорились не ставить себя в такое положение снова.
– Это в какое же?
Толика гордости, теплившаяся у меня в груди, угасла, превратившись в серый пепел. Резкими и грубыми движениями я отжала мокрые волосы.
– В мое положение? – дрожащим голосом спросила я. – Шассерам полагается упражняться в боевых искусствах, разве нет? Вместе с товарищами.
Жан с хмурым видом взял с полки полотенце и протянул его мне.
– Если ты хочешь упражняться в бою, я помогу тебе. Я же говорил тебе, Селия.
– Ты не можешь все время относиться ко мне по-особенному! У тебя нет времени обучать меня, Жан, и… Фредерик верно говорит. Несправедливо, что к ним требования высоки, а ко мне…
– Никто от тебя ничего и не тре… – Жан замолк на полуслове и помрачнел еще больше, пока я вытирала воду с шеи. Он стиснул зубы. – У тебя кровь идет.
– Что?
Жан взял меня за подбородок и наклонил мне голову.
– Фредерик. Этот гад ранил тебя, – сказал он, глядя на мою шею. – Клянусь богом, он у меня весь год будет конюшни чистить…
– Капитан? – в чулан заглянул посвященный. – Отец Ашиль хочет с вами поговорить. Сказал, что дело сдвинулось с места… – Он резко замолк, когда понял, что мы с Жаном были в чулане одни. Да еще и прикасались друг к другу.
Жан-Люк вздохнул и отнял руку.
– Какое дело сдвинулось с места? – требовательно спросила я.
Посвященный – юноша несколькими годами младше меня, может, лет четырнадцати, – тут же выпрямился, словно я ударила его, и растерянно нахмурился.
– Трупы, мадемуазель, – понизив голос, сказал он.
Я изумленно посмотрела на него и перевела взгляд на Жана.
– Какие еще трупы?
– Ну, хватит! – бросил Жан прежде, чем юноша успел мне ответить.
Он вытолкал посвященного за дверь и бросил на меня настороженный взгляд. Жан не позволил мне потребовать объяснений. Не позволил швырнуть в него полотенце, схватить его за мундир или рассерженно закричать. Нет. Он просто покачал головой и развернулся, чтобы уйти.
– Не надо вопросов, Селия. Это не твоя забота, – виноватым тоном произнес Жан и с сожалением на меня посмотрел. – Пожалуйста, не нужно беспокоиться.
Постояв какое-то время в чулане, я прокралась в коридор, молясь, чтобы остальные были на площадке. Мне не хотелось никого видеть. В эти минуты я не желала смотреть на синие мундиры и балисарды.
Нет, мне не было обидно.
Пускай Жан-Люк и дальше хранит свои грязные тайны. Видимо, не так уж и важно, что я «сделала для нашего королевства» и «чем я пожертвовала»; не важно, что он там кричал во дворе. Это были лишь слова – просто чтобы успокоить меня, Фредерика и себя самого. Я всего лишь прелестная фарфоровая куколка. И могу разлететься на осколки от малейшего прикосновения. Смахнув злые слезы, я вбежала в свою комнату, сорвала с себя уродливый мундир, промокшую юбку и швырнула их в угол. В душе я надеялась, что они сгниют там и рассыплются на кусочки, чтобы мне больше никогда не пришлось надевать их.
