Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов - страница 16
Еженедельные встречи с Гете либо у него дома, либо при дворе стали для Марии Павловны настолько привычными, что, когда в 1824 г. здоровье его уже не позволяло им видеться столь же часто, Мария Павлова написала ему: «Будьте уверены, что Наследный Герцог, так же, как и я, очень много потеряли за то время, когда нам пришлось оставить милую привычку навещать Вас каждую неделю. Он, конечно же, сам Вам о том уже поведал, я же ожидаю только разрешения врача, чтобы оказаться снова у Вас, не повредив при том Вашему здоровью»[87].
И когда, уже в последние годы, Гете совсем перестал появляться при дворе, Мария Павловна сама непременно раз в неделю наносила ему часовой визит, который Гете, если верить Эккерману, воспринимал «как великое благо». И опять же, по свидетельству Эккермана, в 1828 г. Гете сказал о Марии Павловне: «Я знаю великую герцогиню с 1805 года и имел множество случаев изумляться ее уму и характеру. Это одна из самых лучших и выдающихся женщин нашего времени, и она была бы таковой, если бы и не была государыней»[88].
С этим в общем-то рифмуется и свидетельство Фарнгагена фон Энзе 1850-х гг.: «До сих пор Веймар находится под благословением обаяния и глубины, которым мы обязаны существованию и деятельности этой замечательной женщины, о который Гете однажды мне написал со всей искренностью, что она сумела бы возвыситься над любым сословием, и даже принадлежа к высшему, вызывает особое восхищение»[89].
Между двух фронтов
В целом первые годы своего пребывания в Веймаре Мария Павловна расценивала как счастливые. Отношения с новыми родителями поначалу складывались вполне благоприятно. «Герцог, а также Герцогиня, обращаются со мной как со своей дочерью, и я действительно почитаю себя таковой по тем чувствам, которые я к ним питаю и которые они мне внушили», – признается она матери[90]. В 1805 г. у нее рождается первенец, названный в честь отца и брата Павлом Александром и которого ее брат (Александр), находящийся в это время в Галиции, тут же производит в капитаны Семеновского полка. В конце октября 1805 г., как уже говорилось выше, и сам Александр навещает Марию Павловну в Веймаре. Это была их первая встреча после расставания 1804 г., ставшая новым поводом для излияния чувств, после которой комнаты Мария Павловна превращаются в своего рода мемориал брата («Я многое изменила в своей спальне: мне захотелось поднять Ваш бюст на высоту пьедестала, то есть, чтобы сказать яснее, поставить его на пьедестал ‹…› Стул, на котором Вы обычно сидели, имеет теперь инициал A, дабы его не смешивали с остальными». – письмо от 7/19 марта 1806 г.)
Но уже в апреле 1806 г., не прожив и года, умирает сын. «…мое счастье было совершенным, пока ребенок мой был жив, – пишет Мария Павловна матери, – но воспоминание о нем омрачает все мои радости, оно преследует меня повсюду. ‹…› мое горе, когда я покидала Вас в прошлом году, боль, которую я испытывала, попав в места, столь чуждые всему, что я знала, беспокойства бурных дней прошлой зимы, страшная потеря, которую я пережила 2 месяца назад, все это были страшные, страшные испытания; но я выдержала, я не могу сказать, что я раздавлена, наоборот, у меня такое чувство, что мне хочется противостоять всем этим ударам»[91].
Ко всему этому добавляется все более осложняющаяся политическая ситуация в Европе, которая затрагивает и непосредственно отношения России и Веймара и, более непосредственно, Александра I и Карла Августа. Рикошетом это отзовется и на отношениях Марии Павловны с братом.