Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов - страница 54



АЛЕКСАНДР – МАРИИ ПАВЛОВНЕ[308]

Дрезден

1 ноября [1805 г.]

Любезная и добрая Мари, как выразить Вам все те чувства, что я испытал при получении Вашего прелестного письма, дышащего такой дружбой ко мне. Моя дружба к Вам хорошо Вам известна, и я осмелюсь сказать, что как бы дороги Вы ни были мне и ранее, теперь Вы стали мне в еще большей степени Другом. Мне было очень тяжело с Вами расставаться, но, по крайней мере, я уехал с уверенностью, что Вы счастливы, и эта уверенность была мне необходима. Сегодня утром, любезный Друг, я получил от Матушки большой пакет для Вас, который спешу переслать Вам вместе с одной необходимой в хозяйстве вещью, которую мы с Катрин называем МОСТОВАЯ, потому что сделана она из камня[309]. Если она Вам понравится, то это все, чего я желаю. Благодарю Вас за собаку. Я никогда не осмелился бы Вам ее подарить, потому что, в сущности, она не моя, и это скорее Илья[310] ее подобрал. Прощайте, моя добрая и любезная Мари. Скажу вам еще, что вы Бизьям[311]. Вспоминайте иногда о Брате и Друге, который любит Вас от всего сердца.

Извинитесь за меня перед Вашим Мужем за то, что я ему не отвечаю, но у меня нет ни минуты свободного времени. Поклонитесь Герцогу и Герцогине. Надеюсь, что недомогание Герцога прошло. Прощайте, любезный Друг, весь Ваш сердцем и душой.

МАРИЯ ПАВЛОВНА – АЛЕКСАНДРУ[312]

Веймар. Понедельник,

6/18 ноября 1805 года.

Любезный Александр! Я имела счастье получить Ваше письмо из Дрездена от 1 ноября, переданное мне человеком, которого мы с Мужем посылали к Вам: благодарю Вас за него тысячу раз, любезный Друг; я поняла, что Вы в хорошей форме и хорошем настроении, человек этот подтверждает, что так оно и есть. Я чувствую себя спокойнее и бодрее. Примите, мой Друг, мою благодарность за МОСТОВАЯ, и хотя вы называете ее вещью для употребления, от этого она доставила мне не менее удовольствия, поскольку исходила она от Вас, Александр. Она великолепна и уже украшала меня вчера. Как же меня радует, любезный Александр, титул Друга, который Вы мне присваиваете; воздержусь от новых уверений в дружбе, которые были бы прегрешением против Вас, но все же осмелюсь сказать, что привязанность моя должна быть Вам известна. Это я была счастлива увидеться с Вами, услышать вновь Ваш голос! Ах, мой Друг, эти моменты я словно переживаю снова, я постоянно вижу Вас перед собой; эта диванная комната и диван, на котором мы столько болтали, я люблю его оттого больше, чем все свои остальные комнаты, чем весь дом. Вчера я была на службе в Лютеранской церкви[313], после чего принимала Представителей Сословий, последнее привело меня в страшнейшее замешательство, я сосредоточилась на своем Сыне, по крайней мере, это давало тему для беседы: затем был обед в большой зале, всё за столом было по-прежнему, не хватало только Вас, а потому не было мгновения, чтобы я не оборачивалась, желая заговорить с Вами, но Вас не находила. На столе стояло даже и это подобие триумфальной арки с зияющим отверстием посередине, через которое в последний день Вы переговаривались с Графом Толстым[314]; Вы помните? Я люблю эти вещи, потому что они видели Вас, и я люблю Веймар и его жителей теперь больше, потому что они знают цену Тому, Кто явился среди них. Признаюсь Вам, любезный Александр, что у меня было даже искушение оставить у себя собаку, если бы во мне не возобладало чувство брезгливости, которое испытываешь, когда присваиваешь себе вещи, тебе не принадлежащие. Это достойный пес, мне бы хотелось, чтобы он к Вам привязался. В Ваших комнатах все осталось по-прежнему, я люблю говорить теперь у