Александр Николаевич Формозов. Жизнь русского натуралиста - страница 22



Когда в 1945 году еще школьником я напечатал в Казахстане сообщение о своих археологических находках, отец внушал мне, что я поторопился, ибо в науку надо входить со зрелыми выношенными работами. Он был совершенно прав, да и мои ученические сочинения гораздо хуже, чем его. Но он забыл, вероятно, как сладостно в юном возрасте почувствовать себя “настоящим автором”, увидеть свои писания набранными типографски. Прекрасно, если чьи-то первые публикации оказываются нужными многим читателям, но иногда важно помочь начинающему напечатать какую-нибудь мелочь, важно не для других, а для него самого. Это даст ему веру в себя, направление на долгие годы вперед, будет вехой в его биографии.

Первая заметка отца занимает всего полстранички и излагает единичный факт: на его глазах 20 августа 1920 года в Макарьевском уезде лягушка проглотила маленькую птичку – камышевку. Третья статья солидней и по объему и по материалу. В ней уже целая серия наблюдений, итог двух поездок на Керженец[53].

В начале 1923 года вышло и первое научно-художественное произведение А.Н. Формозова – “К наступающей весне”. Оно увидело свет в нижегородском журнале “Охотник” – одном из тех эфемерных изданий, что возникали тогда повсеместно в годы нэпа. В другом номере этого журнала мы найдем стихотворение Н. Зарудина “На Волжских горах” с посвящением “А.Н. Формозову”:

За перелесками овражьими
Сорочий стрекот по садам.
С ружьем почти что утро каждое
Иду к соломенным буграм.
Мой хрусткий шаг жнитвою колкою
Так осторожен в тишине.
Просторно вскинется двустволка
По черной заячьей спине…[54]

Как видим, два послевоенных нижегородских года не были пустыми. Но юноше, рвавшемуся к знаниям, становилось тесно в провинции. Он съездил в Муром на Окскую биологическую станцию Московского университета и записал в своем дневнике, что вернулся с верой в молодые силы России (Д. 10-Х, 1921). С 1921 года он переписывался с А.Л. Бенингом и С.И. Огнёвым, посылал им свои фаунистические сборы. Сохранились их благодарственные письма. Огнёв уже слышал тогда о рисунках Формозова. С января 1922 года он “занялся изучением зимней жизни большого пестрого дятла по программе, предложенной кружком юных натуралистов биологической станции в Сокольниках под Москвой” (Д. 25-I 1922). С автором этой программы, пионером кольцевания птиц в СССР Николаем Ивановичем Дергуновым (1898–1928) также велась переписка.


Галки. Рисунок из дневника А.Н. Формозова 1922 г.


19 октября 1921 года Биологический факультет в Нижнем Новгороде был преобразован в Медицинский. Александр Николаевич проучился там еще год на Биологическом отделении, а потом уехал в Москву (договариваться о переводе в Московский университет он ездил в марте 1922 года). Решение вроде бы естественное, но при том достаточно смелое. В столице не было ни близких родных, ни знакомых, ни жилья, ни заработков. Были зато молодость, здоровье, уверенность в своих возможностях.

И действительно, все устроилось, прежде всего со службой. Формозов пришел в Дарвиновский музей, созданный в 1907 году при Высших женских курсах, а в 1922 как раз превратившийся в самостоятельное учреждение, и предложил свои услуги в качестве художника и таксидермиста. Его взяли в штат и – более того – директор и основатель музея Александр Федорович Котс (1880–1964) – разрешил ему прямо там и поселиться. Год спустя Котс помог напечатать “Шесть дней в лесах”. Александр Николаевич никогда не забывал об этом, но принимал Котса, наравне с другими кабинетными, а не полевыми биологами, не очень всерьез. Посмеивался над его легковесной брошюркой о мыслящих лошадях (при проверке выяснилось, что это шарлатанство). Так или иначе и Котс, и Дарвиновский музей позволили моему отцу быстро закрепиться в Москве. Числился он ассистентом-инструктором по отделу монтировки биологических препаратов и коллекций в выставочных залах и получал 20 рублей в месяц.