– У меня от него мурашки по коже, – Лиза передёрнулась. – Я не могу сказать, мне просто неприятно даже думать, что он меня коснётся.
– Он врач, – напомнил я ей, но она только упрямо вздёрнула подбородок. – Ладно, как знаешь, я не настаиваю, чтобы тебя осмотрел именно этот врач, но хочу, чтобы тебя проверил любой хороший медик как можно скорее.
Елизавета хотела что-то сказать, но тут дверь в очередной раз приоткрылась. Я думал, что вернулся Кириллов, но нет, это был Сперанский.
– Да, Миша, что стряслось?
– Ваше величество, приехал граф Кочубей Виктор Павлович. Он просит ваше величество принять его.
Я невольно замер. Кочубей был одним из ближайших Сашкиных дружков. Если честно, то я ждал его гораздо раньше, но даже сейчас не был готов к этой встрече. Только вот встретиться было нужно.
– Пускай проходит, раз приехал, – решительно проговорил я, гипнотизируя взглядом дверь.
– Эм, ваше величество, вы не обуты, – напомнил мне Сперанский.
– А это как-то может повлиять на мою способность говорить?
– Нет, ваше величество, – и он вышел из комнаты.
Кочубей зашёл практически сразу. Он стремительно приблизился и поклонился, широко улыбаясь при этом.
– Ваше величество, я несказанно рад вас видеть, – быстро произнёс он по-французски.
– Я понимаю, ты был за границей, Витя, и не мог знать о том, что я предпочитаю говорить по-русски, – спокойно ответил я, стараясь не показывать, что немного нервничаю. – Вот только, Витя, ты не спешил выразить мне сочувствие в связи со скоропостижной кончиной моего отца, также как ты не спешил поздравить меня с короной. Я просто теряюсь в догадках и хочу знать, почему это произошло? – я пристально смотрел на него, отмечая про себя, как улыбка сползает с его красивого холёного лица.
Мы застряли в Твери, и никто не мог мне внятно сказать, когда сможем снова двинуться в путь. Дождь шёл, не переставая, уже третий день, заставляя нас всех на стенки лезть. Я злился особенно на состояние дорог, которые и не позволяли нам выехать из Твери. Я не претендую на автобаны, но приличную гравийку-то сделать можно, в конце концов, с насыпями и стоками воды в кюветы?! Не такая уж это великая инженерная мысль. С более сложными дорогами древние римляне вполне справлялись, а у нас в чём проблема? И я даже знаю ответ. Деньги. Деньги и недостаток рабочей силы. Вот основная причина, всё остальное вполне решаемо.
Кроме меня на стены лезли Мертенс и его заместитель Ушаков. В тот день они, естественно, не смогли предоставить мне никакого разумного плана по улучшению города. Я их отправил думать и пригрозил, что если они сегодня не явятся с нормальным планом, то кто-то может пострадать. Ну не один же я должен страдать, в конце-то концов!
– Этот жуткий дождь никогда не закончится, – пожаловалась Елизавета, стоя у окна и глядя, как по стеклу сползают капли. Они соединялись между собой, образуя в итоге ручейки, стекающие вниз и падающие на карниз. – У меня голова начинает болеть, когда я смотрю на эту безрадостную картину. Да ещё и мутит постоянно.
– Ты не беременна? – я подошёл к жене и, обняв её за талию, притянул к себе. Елизавета прижалась спиной к моей груди и закрыла глаза.
– Нет, и это усиливает мою меланхолию, – пожаловалась она. – Что со мной не так?
– Или со мной, – рассеянно проговорив это, я поцеловал её в пахнущую духами макушку. – Но если ты не носишь дитя, то почему тебя постоянно мутит? – я нахмурился, глядя на неё. – Лиза, тебя осмотрел врач?
