В этот раз Эмрес оказался проворнее, к тому же Марвин весь бой разговаривал. Белет протирал кинжал, а Бельфор мыслями пребывал в другом месте.
– Хватит расстраиваться, – сказал Эмрес.
– И завидовать, – добавил Белет.
– Я не о римлянах думаю, – ответил Бельфор. – Если Эмреса отдадут Калвагу, то меня Агарес передаст Атталу. Смахивает на жертвоприношение.
– То есть как?
– Когда Калваг уйдёт в поход к гарнизону, я займу его место. Буду лично охранять Аттала.
– Что ты там говорил про высокое жалованье кавалеристов?
– Хлудан с деньгами, – отмахнулся Бельфор. – На кой мне охранять дрянную жизнь зарвавшегося конунга? Я боюсь растерять навыки. Сами знаете, как трудно всю жизнь находиться в ожидании нападения.
– Какие слова! – воскликнул Эмрес. – Ты в кого такой идейный?
– Зачем мы бьёмся? – спросил Белет. – Ради золота. Мы же наёмники. Никакой идеи. Мы тренируем навыки для совершенствования ремесла, а твои слова – пустой трёп.
– Лучше буду мерзнуть в выгребных ямах и с пустыми карманами мечтать о копчёном окороке, чем гордиться высоким чином и деньгами, – парировал Бельфор. – Видимо, мы разные.
– И в чём проблема? Скажи об этом конунгу или Агаресу. Наставник поймёт. Он ратует за такие слова. И тоже не обрадуется новому назначению, ведь ничто так не расхолаживает, как спокойствие мышц, – сказал Эмрес. – Агарес не захочет, чтобы мы возвышались.
– Ничто так не расхолаживает, как спокойствие головы, – ответил Бельфор. – Вы хотите превратиться в Харольда?
– А что с ним?
– Это трус, коих поискать. Он любитель махать мечом против безоружных.
Марвин кивнул. При Аттале процветала традиция давать дезертирам и пленникам возможность на искупление. Их безоружными выставляли против закованного в броню человека и заставляли биться. Как правило, пленники погибали. Перед ристалищем их лишали еды и избивали, чтобы неопытные в ратном деле люди вроде Харольда могли спокойно резать пленников, как скот.
– И откуда ж у нас такой мыслитель завёлся? – процедил Эмрес. – Фелан тоже строил из себя невесть кого. И где он теперь?
– Червей кормит, – поддакнул Белет.
– Вот и я ему о том же говорил, – сказал Бельфор.
– Прозвучало как чистосердечное признание, – сказал Эмрес.
Бельфор с насмешкой взглянул на побратима. Разговор никто не поддержал.
– А что с гарнизоном? – Марвин сменил тему. – Есть вести от осведомителя?
– Если и есть, то нам не скажут, – сказал Эмрес. – Про наш гарнизон могу сказать одно: в лагерь явились бритты.
– Ну и что с того? – спросил Марвин.
– Их привёл Эрамун, – сказал Эмрес
– Это ещё что за нежить с оврага?
– Дубины вы. Совсем не толкуете! Это младший брат Аттала.
– Друзья, у меня вопрос! – Марвин поднял руку. – Сколько у Матайеса было детей? Я уже запутался.
– Трое, – сказал Бельфор. – Старшего мы хорошо знаем, за вторым носились Калваг с Эмресом, имя третьего мне неизвестно.
– Я вам и говорю: Эрамун. Они с Атталом поссорились. Эрамун ушёл в Британию, а сейчас вернулся.
– И на кой?
Эмрес пожал плечами.
– Одним богам известно. Между братьями снова собака пробежала. Непонятно почему. Что тогда, что сейчас. Кажется, останемся мы без союзников с островов.
– Ну и Вотан им в паруса, – процедил Белет.
Бельфор вышел на середину пустыря и крикнул:
– Мерзавцы, подходи по одному!
Нетопыри по очереди обнажили клинки. Они пользовались излюбленным тренировочным оружием – короткими скрамасаксами1. Бельфор же всегда орудовал иберийской фалькатой. Агарес часто упрекал его в неправильном выборе клинка. Сам же Перс свой кавалерийский скимитар укоротил до пехотного меча.
