Я отдаю катушку с нитками Наташке:
– Держи. Вообще-то надо было нитки на палочку «восьмёркой» намотать. Тогда удобнее было бы. Ладно, и так сойдёт, – говорю я.
Наташка держит натянутую нитку, а змей «загулял», пишет в небе полукруги.
– Нитку дёргай! Но потихоньку, – говорю подружке.
Наташка нитку подёргала, змей выровнялся и опять ровно парил в воздухе.
– Слушай, а ведь и правда здорово, – говорит Наташка, задрав вверх голову и улыбаясь во весь рот.
– А ты не хотела.
Сколько мы так простояли в поле, не знаю. Наконец решили идти домой.
– А что со змеем делать будем? – спрашивает Наташка.
– А мы его к забору привяжем. Только сначала «письмо» ему пошлём, – отвечаю ей.
– Это как?
– Сейчас увидишь.
Приходим во двор, отдаю Наташке нитку, а сама отрываю клочок от газеты и посередине делаю дырку. Потом просовываю катушку с нитками в эту дырку, и наше «письмо» начинает свой путь по нитке к змею.
– Ой как здорово! – Наташка опять хлопает в ладоши.
«Письмо» делается всё меньше и меньше.
Я привязываю нитку к забору, и мы, скинув платья, укладываемся загорать. На спину.
Через какое-то время кто-то орёт у калитки с улицы:
– Наташа!
Я моментально переворачиваюсь на живот – а вдруг сюда кого принесёт! Спереди на меня смотреть чужим нельзя, можно только на попу.
Наташка нехотя поднимается и исчезает за углом дома. Потом приходит и говорит:
– Сосед, дядя Ваня, спрашивал, чей это змей. Оказывается, его далеко видно. Сказал, что красиво летает.
Я что-то мычу в ответ и переворачиваюсь опять на спину.
Но вот уже солнце стало опускаться к лесу. С загоранием закончено.
– Давай и змея домой. Хватит ему летать, – говорю я.
Отвязываю нитку от забора и начинаю сматывать. А Наташка стоит рядом и канючит:
– Дай мне, я тоже хочу!
– Упустишь.
Но когда змей был уже совсем близко, я всё-таки уступила. А зря.
Прямо на пути снижения стоял огромный старый дуб. И я поздно спохватилась:
– Отходи в сторону, а то он на дерево засядет!
И в это время – бац! наш змей уже висит на дереве.
– Ты чего, раньше сказать не могла? Учти, я за ним не полезу! – категорически заявляет Наташка.
Кто бы сомневался! И вот я, в купальнике, лезу на дуб.
Всё бы ничего, только вот всю дорогу грудью за ветки цепляюсь. Одно хорошо: трусики на мне сидят туго. Искорябалась, в лифчике полно листьев и сухих веточек. В моей прекрасной шевелюре то же самое. Но змей снят, и я уже стою перед Наташкой. Она со смехом вытаскивает весь этот хлам у меня из лифчика и из волос.
А потом мы сидели за столом под яблоней и пили чай.
– Алёночка, как же ты хорошо придумала всё! Мне так понравилось! А завтра будем запускать? – спрашивает Наташка.
– Если будет ветер и если мне не надо будет опять на дерево лезть, – улыбаюсь ей в ответ.
А летний день перешёл в тихий летний вечер, и опять мы сидели с Наташкой рядом под яблоней, две лучшие подружки.
Всё хорошее рано или поздно кончается. Скорее даже рано. Так было и в то лето. Правду сказать, я уже совсем привыкла к своему новому облику, совсем девчонкой стала. Под конец лета мы с Наташкой просто обнаглели: я, Алёна, с ней была везде. В магазин сходить, просто прогуляться по главной улице, побывать на рынке – это стало для нас обыкновенным делом. Я без самой себя так скучала, что и не передать. Даже во дворе нашем днём сидели, потому что я уже реально чувствовала себя девочкой.
Как я говорила, городок небольшой, и Наташку замучили вопросами, кто такая эта девчонка, то есть я? У нас на этот случай был припасён ответ, что, мол, я, Алёна, приехала в гости к Наташке, что я её московская подружка, что познакомились мы давно, в Москве, ну и так дальние. Слава Богу, ни у кого не возникло вопроса, что к Наташке заходит один человек, а вместе с ней выходит другой, Алёна. Хотя и это можно было бы объяснить, ведь по наглей легенде Алёна жила у Наташки.
