Алёнка для опричника - страница 9

Еще раз уверенно похлопав по шее сильного, смелого коня, будто беря его в соратники, он развернулся и вошел в светёлку.

Там девушка уже оделась. Мужские длинные штаны были ей велики, она с трудом заправила их в такие же большие сапоги. Объёмной душегрейкой можно было такую тонкую, как деревце, девчонку трижды обернуть. Матвей задумчиво почесал бороду. Какая она хрупкая, беззащитная, совсем утонула в этой одежде. Казалось, заплетенная коса толще, чем ноги. Она её скрутила, как скручивают мокрые косы девки летом на реке, и заправила под душегрейку. Провела ладошками по голове, приглаживая волосы… платка-то он ей и не дал. Быстро окинув взглядом светлицу, Матвей увидел, что у входа на гвозде висел потрёпанный, из серой овечьей шерсти Проськин платок, в котором она ходила управляться по двору. Матвей его сорвал с гвоздя и накинул девушке на голову, пряча от всего чужого мира расплавленное золото волос.

– Как тебя зовут? – приглаживая платок, он задержал руки на её щеках.

– Алëнкой звали… – несмело ответила девчонка, распахнув пухлые, искусанные губы. Глаза у неё были такие большие и доверчивые, будто она вместе с именем всю себя ему вверяла: в этом платке, в этих штанах, с этой длинной девичьей косой и этим взглядом. Матвей медленно кивнул, сглотнув, и только потом отнял руки от её лица.

– Я Матвей Захарьич Зубов, теперь нам с тобой одной дорогой ехать, – сказал Матвей, а про себя подумал: “Жаль, недалеко… “ – и сам себе подивился, как ему от этого стало тошно.

Алёнка кивнула и низко-низко опустила голову, став еще меньше, едва доходя Матвею до плеча. Он помялся на месте, подавив желание обхватить тонкие плечики рукой и обнять, вроде как ни к месту это. Не может же он её лапать, как толпа пьяных опричников? Да и сейчас было не до этого. Нужно уезжать.

Уголь стоял у самого крыльца, хрустел свежим снегом. Когда вышел Матвей, конь поднял голову, потянулся к нему бархатной мордой, но сегодня у хозяина в руке ничего не было. Вместо угощения коня, Матвей схватил закутанную Алёнку за талию и рывком посадил в седло. Она вскрикнула, испуганно вцепившись в его руки, а он не сразу смог освободиться – замер на мгновение, вглядываясь в перепуганные глаза. Нужно ли её везти чёрт знает сколько вёрст по зимнему лесу? Да и вёрсты эти чёрт кочергой мерил, а ныне сугробами присыпал, чтоб прятались за ними лихие люди. Может, оставить её за высоким отцовским забором? Но что же тогда говорить будут? Что Захарьев сын к батькиному сапогу прирос, от материнской сиськи не оторвался. А он хоть и младший из троих, но тоже не дитя неразумное. Он давно уже отцовый сапог перерос! Справится!

Резко выдохнув, Матвей схватился за луку седла и взлетел на коня. Алёнка, опустив голову, сжалась, но он обхватил её руками, поправляя поводья, и прижал к груди, чтобы не упала.

– Ты держись смотри, – сказал он, видя, как облачко пара от дыхания растворяется в морозе над девичьей головой. – Скатишься с коня, в сугробе потеряешься, я тебя и не найду.

Алёна глянула на него сбоку и кивнула, сжав в руке его одежду, будто держаться ей было больше не за что. Удивительно, как быстро мир может с высокого, с голубым небом и белоснежным снегом, уменьшиться до мира на ширину плеч незнакомого опричника, который так быстро стал самым близким человеком.. Там, за этими плечами оставалась страшная закопченная, пропахшая потом и брагой горница. Там, за этими плечами оставался мороз и чужие, ядовитые прикосновения. А по эту сторону – его тёплое дыхание и руки, которыми он не обнимал, но удерживал, чтобы она не упала и не потерялась. До этого о ней заботился только дедушка, Алёнка не уставала кланяться и благодарить. А теперь о ней позаботился такой сильный, смелый мужчина… Но ему почему-то было страшно лишнее слово сказать. Она еще никогда не чувствовала, чтобы внутри так ласково разливалось тепло от одного только взгляда. Хотелось замереть, будто поймав на палец бабочку, и позволить ей трепетать крылышками. Казалось, одно неловкое слово и это хрупкое, едва-едва зарождающееся в её душе чувство, разрушится. Этого Алёнка сейчас боялась больше всего. Потому что от всего остального – она была уверена – Матвей её защитит. А потом он довезёт её до дома… Алёнка прикусила губу, со стыдом подумав, что впервые за этот ужасный день домой ей не хочется.