Альфред с головой ушел в оба этих мира одновременно. Несколько лет спустя в одном из стихотворений он описывал, как читал об исторических подвигах великих людей и «долго потом размышлял о философах прошлого, чьи мысли и по сию пору вдохновляют живые души». В тот момент его охватило мощное желание следовать их путем, своего рода стремление мыслить масштабно и действовать благородно, чтобы достичь такой же славы>41. Альфред мечтал стать писателем. Его влекли романтические идеалисты, представители высокой поэзии, такие как британцы Перси Биш Шелли и лорд Байрон. Они и стали его божествами.
И Шелли, и Байрон имели колоссальный успех в Германии в 1830–1840-е годы. До русскоязычных читателей они добрались на той же волне интеллектуального вдохновения, что и философы Шеллинг и Гегель>42.
Профессору химии Зинину не очень импонировали эти сомнительные, по его мнению, философы. Особенно когда они вторгались на территорию естественных наук и математики. «С какой самоуверенностью эти люди претендуют не только на то, чтобы понимать, но также на то, чтобы критиковать теории высшей математики, не имея ни малейшего понятия об этой столь последовательной науке», – выразился Зинин в одной своей известной речи. Однако, будучи человеком дружелюбным, он одновременно подчеркивал, что не ставит своей целью бросить тень на блестящих представителей философской науки. Он лишь хотел «показать, как опасен в своих последствиях ошибочный научный метод»>43.
Под крылом у Зинина мысли Альфреда Нобеля определенно направлялись совсем в иную сторону.
* * *
В эти важнейшие для становления личности годы особенно трудно следить за жизнью Альфреда Нобеля. Его собственные письма этого периода не сохранились, а в спасенной для потомков незначительной семейной переписке он упоминается лишь мимоходом. Будучи человеком, мечтающим о карьере писателя, Альфред Нобель умудрился побывать в будоражащей воображение Америке, не оставив об этой поездке никаких иных свидетельств, кроме 1) краткого упоминания в письме о перевозке нескольких чертежей и 2) пары строк в юношеском стихотворении: «Как странно, что теперь морские дали / Меня совсем уже не удивляли, / Мне был моим воображеньем дан / Куда полней и шире океан».
Стихотворение имеет очень подходящее название – «Загадка» – и является единственным источником информации о мыслях и чувствах Альфреда Нобеля в тот период. В более поздних записях (на французском языке) он упоминает, что написал его в 1851 году. В поэме содержатся некоторые важнейшие автобиографические намеки, однако писать об Альфреде Нобеле в ранние 1850-е – все равно что пересекать весеннюю реку, перепрыгивая с одной льдины на другую.
Сколько времени он провел в отъезде, куда поехал и что там делал? Нобелевская литература пестрит догадками. Большинство тех, кто писал об этом периоде в его жизни, соединили поездку в Америку с нахождением в Париже и предполагают, что пребывание за границей растянулось на два года. Кто-то полагает, что на четыре. Кое-где фигурирует и цифра три. Один автор утверждает, что ему известен точный адрес Альфреда в Нью-Йорке, другой (называющий совсем иной адрес) точно знает, как тот завязывал шейный платок, собираясь на первую встречу с Йоном Эрикссоном. В одной книге мы читаем, что Альфред отправился в США в 1850 году в возрасте шестнадцати лет, если же верить другой, все началось с того, что он поехал с профессором Зининым в Париж.
