Алиби для музыканта - страница 29
– Ну… чтобы рот кривой не вышел на фото. Или глаз. Или поза дурацкая, – пояснил музыкант.
– Не волнуйся. Я плохие снимки удаляю, не храню. Отбираю лучшие.
– Говори тогда, как сесть, куда голову повернуть.
– Никак не надо. Делай, как привык. Будь собой, естественным, – сказала Даша.
Но Слава напрягся. Девушка часто такое замечала: люди, стоит на них объектив направить, деревенеют.
– Расслабься, пожалуйста. Что ты там рассказывал о продюсере?
– Ну… он… хороший человек. Был.
– Почему был?
– Потому что умер. Тромб оторвался. Мы с ним проработали два года, он мне помог стать звездой, а однажды позвонили и сообщили, что всё. Нет его больше.
– И что же было дальше?
Но Слава, пока рассказывал, всё равно был чрезмерно зажат. Потому лицо на фото получалось скованным, неестественным. Даша и так заходила, и так. Всё равно. «Стоит статуя в лучах заката, совсем без… в руках – лопата», – вспомнила вдруг пошлый стишок и хмыкнула.
– Что? Что такое? Крошка прилипла, да? – всполошился Слава. Принялся лицо протирать салфеткой.
Даша взяла, да и рассказала ему стишок.
Музыкант сначала удивленно на неё глянул. Такая милая девушка, интеллигентка, а подобное слышать из её уст! Но улыбнулся. В этот момент Даша сделала кадр.
– И откуда вы, Дарья, только это знаете, – немного укоризненно сказал ей.
– Так это из анекдота. Однокурсник рассказал, я запомнила.
– Какой?
– Про Петьку и Василия Ивановича. Петька приходит и говорит, что стих сочинил. Тот самый. Ну, командир ему: надо, мол, что-то другое вместо плохого слова. Петька вернулся и говорит: «Стоит статуя в лучах рассвета, а вместо …. торчит газета». Потом были варианты «в лучах заката» и «граната», а в итоге, когда Василий Иванович потребовал без того органа, Петька сократил: «Стоит статуя совсем без…»
Слава расхохотался. Его лицо перестало быть деревянным. Оно излучало радость. Но довольно быстро музыкант взял себя в руки.
– Простите, Даша.
– Всё в порядке.
Фотосессия продолжалась. Девушка попросила, чтобы хозяин дома помыл посуду, полил цветок на подоконнике. Почистил от снега крыльцо. Подбросил поленьев в печь. Словом, занялся всем, что делает обычно. Даша сопровождала каждый его шаг и фотографировала. Через часа полтора остановилась.
– Как вы думаете, получилось?
– Да, – уверенно ответила девушка. – Завтра я уезжаю.
– Как? – растерялся Слава. – Так быстро?
– Но не могу же я тут остаться жить, – улыбнулась фотограф.
– Было бы здорово, – ответил музыкант и смутился, отвёл глаза.
– Предлагаете мне остаться? – засмеялась Даша. – На правах кого? Местные вряд ли поймут такую совместную жизнь. Да и я не готова стать затворницей.
– Я понимаю, – вздохнул Слава.
Проведя ещё одну спокойную ночь в его доме, который ей стал казаться таким милым и уютным, Даша на следующий день вернулась в Поземье. Музыкант проводил девушку через болото. Они расстались на окраине деревни. Дальше он не пошёл. Сказал, что местные жители к нему относятся подозрительно. Бирюк потому что – один живет и далеко от всех.
Даша пришла к отцу Серафиму и матушке Антонине, и они помогли ей добраться до Ледогорска. Оттуда снова на такси, а потом поездом до Москвы. Выбрать такой вариант пришлось, поскольку с машиной девушки оказалось всё намного сложнее – об этом сообщил автомастер Ростя. Деталей не раскрыл, обещал починить в течение месяца. Даша столько ждать, конечно, не смогла. Сказала лишь, что обязательно вернется.