Икран стоит напротив и довольно смотрит на меня, поглаживая свой отвратительный живот через дырявую накидку.
— Вставай, шкура. У нас мало времени. До вечера надо добраться. Мои клиенты ждут. Пошли.
Грубая рука сжимается на моем предплечье так сильно, что у меня аж искры из глаз сыпятся.
— Пустите, мне больно! Вы что, с ума сошли? Я вам не вещь, чтоб на базаре покупать. Немедленно отпустите меня!
Отталкиваю его, но тут же оказываюсь в захвате крепких рук. Этот урод с такой силой сжимает мое горло, что мне начинает критически не хватать воздуха, а перед глазами сразу все темнеет. Он долго не отпускает своей руки, и я чувствую, что еще немного – и я просто задохнусь от удушья.
— Теперь ты моя шармута. И будешь делать то, что я тебе сказал. Мой товар не разговаривает. Он работает, и ты тоже скоро будешь работать. Пошла!
Икран отпускает меня, и я тут же на землю падаю, но передохнуть мне никто не дает. Грубый толчок в спину заставляет быстро подняться и идти дальше молча. Я поглаживаю рукой свою раненую шею и не решаюсь больше провоцировать этого уродливого монстра.
Только спустя несколько минут замечаю, что Икран не только одну меня ведет. Вероятно, сегодня у него был очень удачный выторг на рынке, так как он тащит еще нескольких девушек, явно купленных на том же базаре. Все мы связаны между собой тяжелой цепью, пронизывающей наши кандалы и жутко скрипящей при каждом шаге.
Я не знаю, сколько мы проходим, минуя сотни деревьев, но от слабости меня совсем покидают силы, и в какой-то момент я просто сваливаюсь на колени, тормозя этим всю колонну. Осознание того, что я попала в какой-то жуткий плен в другой стране, не дает даже вздохнуть нормально. Слезы страха и обиды душат меня, а надежда кажется такой призрачной, что я не вижу даже ее проблеска.
— Я не могу больше. Я очень устала. Дайте мне воды.
Сглатываю, пытаясь хоть как-то смочить свое сухое горло, но толку мало. Я слишком долго не пила, потому сейчас ощущаю лишь едкую горечь во рту.
Видя, что колонна остановилась, Икран быстро подходит ко мне, недовольно окидывая взглядом.
— Чего ты не идешь, шармута?
— Я пить хочу. И я не знаю, что значит “шармута”.
— Это значит шлюха, которой ты будешь работать.
— Что?! Я никакая не шлюха!
Вскакиваю на ноги, сжимая руки в кулаки. Еще более мерзкого существа я в жизни не видела, и если Икран думает, что заставит меня быть чей-то подстилкой, то очень в этом ошибается.
— Ты товар, человеческая шармута, поэтому помалкивай, пока я добрый. Ты просто тело, которое очень скоро будут трахать мои клиенты.
— Нет, прошу. Вы не можете так поступить со мной!
— У тебя больше нет права голоса. Мой товар только ноги умеет раздвигать. Хочешь пить? Пей. Вон вода.
Он показывает мне обшарпанной рукой на какую-то ближайшую лужу, которая настолько грязная, что я даже дна ее не вижу. От подступающих слез мне трудно говорить. Услышанное просто лавой меня обливает. Он же не серьезно это, да?
— Я не буду эту воду пить. Вы что, не видите, какая она грязная?
Едкий противный смех раздается над самым ухом.
— Значит, ты еще недостаточно подыхаешь от жажды. Пошла!
— Подождите, стойте! Скажите, где я нахожусь, что это за страна?
Икран останавливается, окидывая меня пренебрежительным взглядом.
— А люди и правда умом не отличаются, вижу я теперь. Оглянись по сторонам. Знаешь ли место получше? Ты в округах Ширеза, человечка, уже к самому городу скоро подойдем. Вы, людишки, почему-то любите звать это место адом, но мы называем наш мир Хамадан.
