– Я должна вам признаться. – Я решительно развернулась к объекту своего воздыхания, а мой напарник начинал тихонечко скулить в свой кулак, в попытках не заржать во весь свой лошадиный голос. – Я вас люблю!
– Какого…?! – ошарашено вскрикнул профессор. У меня есть предположение, что он хотел выразиться более грубо, но в последний момент передумал.
– Вы же такой красивый! Вы не подумайте, я вас и с волдырями очень любить буду. Для меня всё это не важно. Хотите, я вас поцелую? – я тут же дёрнулась к нему, но была остановлена громким возгласом ректора.
– Стоять! – заорал он так сильно, что я аж подпрыгнула на месте. – Что тут происходит?!
– Господин, Нортон! Я больше не могу скрывать свои самые нежные чувства к профессору Шону.
– Нежные чувства? – сглотнул куратор.
Принц в этот момент нервно икнул, а Крис осел на пол и зажал красное лицо руками. Его плечи подпрыгивали от беззвучного смеха.
– Как это понимать?! – зло рявкнул Нортон, глядя на Лаймона, но тот растерянно уставился на меня.
– Не кричите на него. Он не виноват в том, что я выпила приворотное зелье и влюбилась в него, – пока я говорила, наследник переводил взгляд с меня на профессора, с профессора на ректора, с ректора на Нилона, и так по кругу. – Я его ещё несколько дней полюблю и потом перестану. Правда-правда!
Теперь уже куратор не выдержал, прошёл и сел в кресло, нервно одёргивая тугую застёжку своего галстука. Он смотрел на ректора, тот в свою очередь тоже плюхнулся в своё кресло.
– Да-а, дела-а-а… – протянул глава академии. – Да встаньте уже с пола, Нилон! Идите тоже в кресло хотя бы присядьте!
Крис чуть ли не ползком добрался до второго кресла и уселся напротив Лаймона, который, не мигая, смотрел перед собой, будто вообще никого не видит. Кажется, от такого шока он ещё ни скоро оправится. Бедненький.
– Я всё понимаю, честно, – продолжила я, – но, дорогой профессор! – потом подумала и добавила: – Шон! – тот скривился от моего обращения, будто съел целый лимон целиком, и не дав мне договорить, очень быстрым шагом покинул кабинет. Обходя меня по широкой дуге, будто опасался того, что я наброшусь и прям здесь обесчещу его святую невинность.
Я беспомощно уставилась ему вслед и услышала звук льющейся жидкости. Когда обернулась, Магор, не стесняясь нашего присутствия, наливал себе в хрустальный бокальчик явно что-то очень крепкое, опрокинул в себя его содержимое залпом. Потом подумал и повторил свои действия ещё разочек.
– Значит так… – он постучал костяшками своих пальцев по столешнице, – Сахари, как долго продлится действия зелья?
– Дня три, – обиженным голосом сообщила я.
– Так вот. На три дня ты освобождаешься от занятий с Шоном Лаймоном и стараешься не приближаться к нему. Это приказ! Ты всё поняла?!
Я кивнула.
– Я не услышал! Ты всё поняла?!
– Так точно, господин ректор! – отчеканила, вытянувшись по струнке.
– А вы… – Магор окинул взглядом моих друзей. – Вы оба, чтобы глаз с неё не спускали!
Через три дня меня наконец-то отпустило. И так хорошо бы было на моей душе, так радостно, если бы только не одно такое жирное «Но». А вы знали, что после приворотного зелья человека мучает сильнейшее похмелье? Вот и я не знала до сегодняшнего утра. А если учитывать то, что мы жутко не высыпались из-за своего наказания, то вообще абзац.
Нам приходилось вставать раньше всех остальных студентов и топать в столовую помогать госпоже Милинде. Повариха оказалась дородной дамой среднего возраста и с широкой, как и её талия, душой. Она, жалея бедных студентов, не стала заваливать нас большим количеством грязной работы. Мы приходили, помогали остальным ребятам почистить овощи или перебрать крупу утром. Днём она нас не напрягала от слова «Совсем», оставляя время на выполнение домашнего задания. А вечером мы помогали мыть всю посуду, столы и полы.
