могла ошеломить, ударить в лоб
и перебить, не баловали чтоб.
Лихим донельзя, впрочем, данный план
признали остальные на совете.
Мол, больно прост: противники – не дети,
а то и не сработает капкан.
– Опасно полагаться на удачу, —
с улыбкой рассудительно заметил
видавший виды старший ветеран, —
врага не уважать, порою, значит
бросаться безоглядно смерти встречь
и самому сражённым трупом лечь.
Оставив с коноводом лошадей,
мы поспешили дальше в путь на лыжах,
дабы успеть занять по склону ниже
портала штольни штабель из жердей,
сухих стволов и старой шахтной крепи.
Шесть человек в засаду сели в нишах
с боков от входа, остальных людей
укрыли за древесной свалкой цепью.
Им выпало начало – первый акт:
вступить с двадцаткой хищников в контакт.
Что банда под землёю до сих пор,
поведал снег – был девственно не топтан,
как если бы никто, тем паче, оптом,
не покидал с рассвета здешних нор.
Нам, безусловно, тоже полагалось
не выдавать присутствия, и тропы
к позициям петляли там, где взор
чужой не мог увидеть даже малость
следов, идущих мимо. Вечер же
всё спрятал окончательно уже.
Внезапно из пещеры чья-то тень
скользнула в ночь, а после голос тонкий
во тьме раздался: «Выходи, подонки!
Пощупаем богатых, коль не лень».
Тут сквозь разрывы в облачности месяц
рассыпал свет свой серебристо-звонко:
отпрянул мрак, Луна вернула день,
пусть коротко, всего минут на десять.
Но этого хватило для того,
чтоб оценить явившихся врагов.
Фальцетом звавший всех наружу тать
предстал по факту рожей бородатой.
С его-то тембром запросто кастрата
в горлане удавалось угадать.
Такой опасным вряд ли был – не воин,
зато, наверняка, ума палата:
вести способен небольшую рать
и роли главаря вполне достоин.
А прочие, что выбрались за ним,
казались все бойцами, как один.
– Тот бородач нужней пока живьём, —
шепнул я по цепочке, – бейте в ногу.
А когда группа двинулась в дорогу,
сам крикнул ей в упор: – Куда ползём?
Сигналом общим прозвучала фраза:
разбойники замешкались немного
на спуске незадачливом своём,
и шесть фузей извергли пули сразу,
и каждый выстрел точно цель сразил —
брат избегал на службу брать мазил.
Четырнадцать преступников назад
метнуться попытались, но и с тыла
вторая наша часть по ним палила,
и вот ещё полдюжины лежат.
Оставшиеся семеро и евнух
огнём всё же ответили, но сила
солому ломит. Отыграл отряд
без суеты сражение, плачевно
для лиходеев завершив урок.
И лишь кастрат исход отсрочить смог.
Держался бодро раненный вожак.
Достойно, хоть достоинства мужского
лишился рано – в детстве. Рос рисковым
парнишкой и украсть был не дурак.
Однажды, правда, допустил погрешность:
на берегу стащил у рыбаков он
улова чуть – поймали. Били так
жестоко, что отшибли и промежность.
Зажили позже кости и лицо,
а между ног отсохло – стал скопцом.
И злобу с тех времён на всё и всех,
возможно, затаил. Затем, взрослея,
вместо добра в себе её лелеял,
раз не сумел познать любви утех…
…Кряхтя от боли, пленник не пытался
давить на жалость. Исповедь злодея
мы принимали молча – без помех.
Пусть говорит, пока пеньковый галстук
на шее не затянут палачом,
хотя б и речь звучала ни о чём.
По делу допросить бородача
успели раньше. Банд других не знал он.
Или соврал. В раздумьях я по залу
подземному отправился. Свеча
в подобранной горняцкой старой лампе,
горя в руке поднятой, помогала
увидеть своды шахтные. Журча
в тиши, ручей за каменною рампой
размыть старался рыжий монолит,
как утверждали книги, сильвинит.
