– Доча, ну, зачем всем подряд тащить? Ну, вот посмотри, какой страшный… немытый… ну, какой он…?
– Нет, ну а если же все-таки…
– Лика! Отойди от него, кому сказала?! Ну, куда ты понеслась, что это такое? Опять? Никакой он не ангел, это все сказки!
– А ангел тогда другой какой-нибудь, да? Ты мне скажешь, какой? Не-е, мы же не знаем, какой может оказаться.
– Доча. Ангелов не бывает.
– Ничего… Алинка говорит: профессарей не бывает. Живых. Как Анасии Хайловны… А она же есть? Просто Алинка их не видела, а если показать, тогда…
Поздно спохватились. Мысли шли хмурые, слякотные, без единого белого пятна, как день. Ребенок читает, общается со сверстниками, игры выдумывает – и хорошо. Теща – педагог во втором поколении – подхватилась первой: «Что она у вас деньги клянчит? К каждому нищему суется?! У нее что – до сих пор не прошло?!»
Возле перехода притулился какой-то молодой, в потертом пальто с чужого плеча, в черной шапочке. Лика оглянулась, вздохнула, покосилась на отца, но ныть о «денежке» не стала. Засопела носом и сообщила:
– У меня от этой тетки ка-а-а-ашмарная мигрень, – фирменным материнским тоном.
У Андрея от «этой тетки» тоже была мигрень, но с посоветовавшей «тетку» тещей он этим не делился.
Накрашенные ногти в каждый визит мелькали перед глазами, жизнерадостность била такой мощной струей, что в ней хотелось утопиться. Чтобы – навсегда.
И – профессиональная улыбка: «Я обращаюсь к маленькому ребенку, ой, вы уже взрослый, ну, ничего, выслушай меня, взрослый зайчик…»
– Разумеется… интеллигентная семья… удивляет только, что в детском саду не обратили внимания, но наши детские сады… да, конечно, могла держать в себе. Это счастливая случайность, что она держит контакт с другими детьми, но в дальнейшем такие фантазии могут привести… Если учесть стресс при переходе в школу…
Назад дочку уже не волочил. Вел медленно, лениво поглядывал под ноги, потом на витрины в праздничных огоньках. В голове прыгало настоятельное: «…переключать! Вот видите, мы с ней говорили о собачках…»
Купить собаку. Или лучше котенка взять. Почему раньше в голову не пришло? По крайней мере, она не будет еще и кидаться кормить всех облезлых котов: «Ну, а кто там знает, тоже вдруг…»
Еще он должен был давить логикой. И пугать. «Медленно и с педагогическим тактом» пояснять, что если будешь вот так доверчиво всем денежки совать, то какой-нибудь такой прокуренный и небелокрылый тебя обманет, или украдет, потому что «была такая история: девочка тоже ходила, совсем глупая была, давала всем деньги, а один бандит подумал, что она богатая…»
И еще тридцать тысяч всякого должен, потому что это ненормально, когда ребенок не просит себе шоколадку. То есть, просит, но не шоколадку и не себе.
На колокольне храма на перекрестке творилась обычная вечерняя болтанка – раздражающий перезвон, слишком веселый для противного, промозглого, с виду совсем недекабрьского вечера. Этот, в пальто и черной шапочке, так и сидел на верхней ступеньке подземного перехода, скрючившись и прикрывая лицо в изодранных перчатках руками. Спал, наверное. В коробке вон бумажный носовой платок – снабдила чья-то шутливая душа.
Доча не просила денег. Как вышла с потухшим лицом, так и шла рядом – притихшая и какая-то настороженная. Только виновато закосилась на нищего, когда подошли.
Жена прибьет на двоих с тещей, – расслабленно подумал Андрей. А, ладно. Не могу же я ее такую к ним привести.
